— Сильно болит?
— Еще как болит! Просто живого места нет!
— Это хорошо.
— Почему… почему они не застрелили меня?
— Потому что я приказал взять тебя живым.
— Интересно, зачем я тебе понадобился? — Карл хитро улыбнулся, потом перевел взгляд на Доусона, который внимательно изучал клубок трубок и проводов под кроватью: — Ну, как оно тебе, парень? Нравится?..
Оторвав взгляд от путаницы пластиковых трубок, Доусон посмотрел на Карла:
— Что именно?
— Трахать жену своего покойного брата, вот что!
От Доусона потребовались вся его выдержка, все его самообладание, чтобы не броситься на этого мерзавца и не схватить за горло. Медленно сосчитав до десяти, он наклонился к самому лицу Карла:
— Ты бросил меня умирать!
— А на кой черт ты мне был нужен? Я возненавидел тебя еще до того, как ты родился. Это все Флора виновата — она могла забеременеть буквально от сквозняка. В результате я сначала потратил несколько часов, пытаясь вытащить тебя из материнской утробы, а потом… Когда ты родился, ты был похож на уродливую маленькую обезьянку, да к тому же — полудохлую. Конечно, я тебя бросил!
— Ты отнял у Флоры ее ребенка.
— Я сказал ей, что ты родился мертвым и что будет гораздо лучше, если она тебя так и не увидит. Ну и пока она не очухалась, я запихал тебя в какую-то щель в полу. Ты действительно был полудохлым и даже не закричал, что оказалось весьма кстати. Флора ни о чем не догадалась.
Доусон только головой покачал. Ему с самого начала было хорошо известно, что Карл далеко не ангел, но до сегодняшнего дня он и представить себе не мог, насколько бессердечным, эгоистичным и жестоким он был на самом деле.
— Как… как ты мог так поступить? — спросил Доусон срывающимся голосом.
— Как? — Карл злобно усмехнулся. — Да очень просто!.. Ты, помнится, сказал, что Хедли все равно будет смеяться последним… Так вот, это не так. Последнее слово все равно останется за мной. — Он окинул Доусона ненавидящим взглядом. — Ты не мой сын.
На мгновение Доусон даже перестал дышать, потом спросил внезапно севшим голосом:
— Что-о?!
— Что слышал. Теперь только Бог знает, от кого в тот раз залетела Флора. Это мог быть любой из моих людей. Кто именно, я не знаю, да и знать не хочу.
— Ты лжешь, — вмешался Хедли. — Я изучил Флору так же хорошо, как тебя. Конечно, это звучит странно, но она любила тебя, зарвавшегося придурка, и готова была пойти за тобой куда угодно. Хоть в ад. Маловероятно, что она спала с кем попало.
— Она и не спала с кем попало, а только с теми, с кем я приказывал.
Хедли и Доусон переглянулись, пораженные как небрежностью, с которой было сделано это заявление, так и тем, что́ оно подразумевало.
— Господи Иисусе!.. — прошипел Хедли сквозь зубы.
А Доусон и вовсе не находил слов. Пережитое им потрясение было столь сильным, что он никак не мог решить, что́ он должен сейчас чувствовать — облегчение, торжество или отвращение. Что ему делать — прыгать от радости или оплакивать Флору, которой пришлось пройти через подобное унижение.
— Иногда я позволял своим парням позабавиться с ней, чтобы, так сказать, снять стресс после опасной операции, — как ни в чем не бывало продолжал Карл. — А иногда я отдавал ее кому-то из них в качестве награды. Насколько я могу судить, Флора зачала тебя как раз тогда, когда после удачного налета трое или четверо моих единомышленников…
— Заткнись!
Но гнев Доусона, казалось, только позабавил Карла.
— Навряд ли даже сама Флора знала, кто твой настоящий отец, — сказал он. — Мне, во всяком случае, она ничего такого не говорила. Если у нее и были какие-то предположения на этот счет, то она держала их при себе. Или, может быть, записывала в этот свой глупый дневник.
— В дневник? — Доусон поморщился.
— Эта хитрая гадина много лет вела дневник! — прорычал Карл. — И прятала его от меня — знала, что ей не поздоровится, если я его найду! Она так и сдохла — с тетрадкой и карандашом в руках. Твои люди, наверное, уже выкопали ее труп?.. — обратился он к Хедли. — Дневник должен быть рядом с ней — я бросил его в могилу прежде чем закидать землей. Наверное, вам будет интересно его читать… а может, и нет. Флора была малограмотна и не умела верно выражать свои мысли.
И Доусону, и Хедли было совершенно очевидно, что Карл просто наслаждается этим разговором — и собой. Он намеренно дразнил их, провоцировал и при этом внимательно наблюдал за их реакцией, надеясь вызвать взрыв гнева, но Доусон не хотел доставить ему этого удовольствия. Что касалось Хедли, то он и вовсе оставался непоколебим, как скала.
— Ну, с меня хватит; я слышал достаточно, — сказал Доусон крестному. — А ты?
— Мне хватило и Голденбранча. С тех пор я не переношу этого типа.
— Тогда, может быть, приступим?.. — Доусон уже некоторое время вертел в руках клубок трубок и проводов, которые он поднял с пола. Сейчас он отделил от него одну прозрачную трубочку, по которой в вену Карла поступала какая-то жидкость. — Как тебе кажется, ты справишься? — спросил Доусон задумчиво.
— Левая рука почти полностью восстановилась. Большого и указательного пальцев мне вполне хватит, — ответил Хедли, и Доусон дважды обернул трубку капельницы вокруг его большого пальца, чтобы крестному было удобнее.
Казалось, однако, что все эти зловещие приготовления нисколько не пугают Карла. Напротив, он беззаботно рассмеялся.
— Просто удивительно, агент Хедли, как легко заставить тебя действовать именно так, как нужно мне!
— Что ты имеешь в виду?
— Я всегда знал: ты не успокоишься, пока не увидишь меня мертвым. Когда меня поместили в эту палату, я почти не сомневался: ты явишься сюда, чтобы меня прикончить. И вот ты здесь — собираешься обрезать мне провода или пережать капельницу… или что́ ты там еще задумал… — Карл приподнял голову, насколько ему позволяло забинтованное плечо, и послал Хедли воздушный поцелуй. — Огромное тебе спасибо, агент Хедли! Извини, что приходится благодарить заранее, потому что потом мне будет уже все равно, но… Собственно говоря, мне и сейчас все равно.
— Ну, вот и славно! — И Хедли коротким движением вырвал трубку капельницы из-под кожуха аппарата, к которому она была подсоединена. А еще мгновение спустя дверь палаты с треском распахнулась, и внутрь ворвались оба маршала. Один из них громко выкрикнул имя Хедли. Следом вбежала Амелия с искаженным от страха лицом:
— Доусон, нет!!!
Хедли даже не обернулся. Он продолжал неподвижно сидеть в своем инвалидном кресле, держа в руках оборванный конец тонкой пластиковой трубки. Сам Карл дергался на кровати, в ужасе выпучив глаза и жадно хватая ртом воздух. Немая сцена продолжалась несколько секунд, потом лицо Карла удивленно вытянулось.