При этих словах у Доусона болезненно сжалось сердце. «Нам конец!» — подумал он и все же нечеловеческим усилием воли сумел взять себя в руки.
— Гэри Хедли? — переспросил он. — Агент ФБР, которого ранил Джереми?
Фальшивое равнодушие Доусона не обмануло Карла. Он зловеще ухмыльнулся.
— Сначала я хотел убить его милую женушку, но это был бы слишком очевидный шаг. Хедли наверняка предвидел нечто подобное — во всяком случае, его жену неплохо охраняют… — Тут Карл снова оскалился. — Но в больнице я побеседовал с одной милой медсестрой, и она подсказала мне решение. Оказывается, у Хедли есть крестник, который ему очень дорог. Вот я и подумал, что, если я убью тебя, от этого он никогда не оправится.
— Ты прав. Если ты меня убьешь, Хедли будет меня долго оплакивать, и все же смеяться последним будет именно он.
— С чего ты взял?
— Хедли знает тебя как облупленного.
— Это очень сомнительно, но… допустим. И что с того?
— Хедли изучал тебя много лет. Он посвятил этому всю свою жизнь. Но на самом деле, чтобы узнать тебя как следует, ему могло хватить и одного дня. Одного-единственного дня, Карл! Я имею в виду канун Дня благодарения
[48]
семьдесят шестого года.
Карл метнул на него злобный взгляд.
— И?..
Доусон кивнул с удовлетворенным видом.
— Я так и знал, что ты помнишь этот день. После Голденбранча Хедли шел по твоему следу. В тот день, в семьдесят шестом году, ты показал, каков ты есть на самом деле. И надо сказать, что после этого мнение Хедли о тебе нисколько не изменилось.
— Мнение Хедли меня не волнует. И ничье другое тоже.
— Ты хотя бы знаешь, сколько пуль попало в парня, который до последнего патрона прикрывал твое бегство?
— Он все равно должен был умереть.
— Кто знает… — Доусон пожал плечами.
— Он знал. Его тяжело ранили в голову, он уже умирал, поэтому и вызвался нас спасти.
— А пока он отстреливался, ты бежал, спасая свою шкуру.
— Он сам предложил такой вариант, — угрюмо повторил Карл.
— Допустим. — Доусон с удовольствием передразнил его интонацию. — Ну а Флора?.. Она-то наверняка умоляла тебя не бросать ее и Джереми.
— Но ведь я ее не бросил, не так ли?
— Но хотел бросить.
Карл пожал плечами:
— Она едва могла двигаться. Вокруг все было в крови, и кровотечение никак не прекращалось. Мне пришлось завернуть ее в одеяло, и все равно за нами оставался кровавый след.
Доусон внезапно почувствовал, как гнев охватывает все его существо. Сопротивляться ему Доусон не мог, да и не хотел. Напротив, он стремился к тому, чтобы спасительная ярость пропитала каждую мышцу, каждую клеточку его тела.
— Как ты добился, что в Голденбранче Джереми не плакал ни во время осады, ни во время вашего бегства через лес?
— Все дни, что мы находились в доме, я давал ему отвар маковой соломки. Это был единственный способ заставить его молчать.
— Ты давал наркотик своему собственному сыну. Сколько ему тогда было?
— Год или чуть меньше.
При этих словах Амелия вздрогнула от удивления. Ее губы слегка приоткрылись, словно она хотела задать какой-то вопрос, но не осмелилась. Доусон заметил это, но не отреагировал — все его внимание было приковано к лицу Карла.
— А новорожденному и этого не понадобилось. Он так и не издал ни звука, — сказал Доусон спокойно.
Карл презрительно фыркнул:
— Значит, его все-таки нашли?
— Да, нашли. Хедли нашел.
— Я так и думал. Он весь дом разобрал по кирпичику…
— Когда у Флоры начались схватки?
— Около полуночи. И продолжались до самого утра, когда возле дома уже появились легавые. Нужно было что-то сделать, и срочно… Должен сказать — это была та еще работенка. Мне казалось — я никогда не вытащу из нее этого проклятого ребенка.
— Но тебе это удалось.
— Да. Пришлось заткнуть Флоре рот скрученным в жгут полотенцем, чтобы она не кричала.
— А как только ребенок родился, ты затолкал его в дыру в полу.
— Ну да… — ответил Карл, равнодушно пожимая плечами. — Я-то про это почти забыл, да вот ты напомнил…
Его спокойствие было еще более чудовищным, чем то, что́ он совершил много лет назад. Глядя на его безмятежное лицо, Доусон почувствовал, как его рот наполняется горькой желчью. Сглотнув, он заставил себя продолжить:
— Когда полиция стала обыскивать дом…
— Меня уже не было, — закончил Карл.
— Но Хедли сумел отыскать ребенка в пространстве между перекрытиями.
— Настоящий бойскаут этот мистер Хедли!
— Ребенок был едва жив. Он был весь в мусоре, в крови…
— Ты разбиваешь мне сердце!
— Именно тогда Хедли понял, что ты просто кусок дерьма.
— Этот кусок дерьма сейчас тебя убьет! — выкрикнул Карл и нажал на спусковой крючок, но Доусон предвидел это и успел уклониться. Пуля просвистела у него над головой, не причинив вреда. Увидев это, Карл взревел от ярости и отшвырнул Амелию в сторону, словно тряпичную куклу.
Это было его ошибкой. Пока он удерживал Амелию перед собой, засевшие на крыше соседнего здания полицейские снайперы не могли стрелять, но сейчас цель оказалась как на ладони. Сухо затрещали выстрелы, зазвенело разлетевшееся вдребезги оконное стекло, и Доусон бросился к распростершейся на полу Амелии, чтобы закрыть ее собой и не дать подняться. Еще через мгновение входная дверь слетела с петель, и в номер ворвалась группа захвата.
Все это заняло считаные секунды.
— Ты не ранена? — спросил Доусон Амелию.
Она молча покачала головой.
Оставив ее, Доусон на четвереньках подобрался к Карлу, который лежал на спине, неподвижно уставившись в потолок. На обмякшем лице застыло удивленное выражение, но он был жив. Схватив Карла за ворот рубашки, Доусон рывком заставил его сесть. Наголо бритая голова Карла качнулась на морщинистой шее, и Доусон встряхнул его еще раз и еще, пока расфокусированный взгляд преступника не остановился на его лице.
— Когда будешь гореть в аду, — проговорил Доусон сквозь стиснутые зубы, — вспомни меня, сволочь. Я — твой второй сын, которого ты оставил умирать.
ДНЕВНИК ФЛОРЫ ШТИММЕЛЬ
27 ноября 1977 г.
Сегодня ему бы исполнился годик. Утром, едва проснувшись, я вспомнила, какое сегодня число, и весь день проплакала. Карл даже спросил, что со мной случилось, но когда я напомнила ему, что сегодня — годовщина событий в Голденбранче, он едва меня не прибил. Но шуметь было нельзя (мы сейчас живем в битком набитом мотеле в Колорадо), поэтому он просто пулей вылетел из нашей комнаты и куда-то ушел.