Повисло молчание, плечи лейтенанта, которые он распрямил было, произнося свою речь, вновь поникли. Мне кажется, мой следующий вопрос он угадал прежде, чем я его задала:
– Так почему же?..
– Почему я принял участие в сегодняшнем рейде?
Я кивнула.
Он пожал плечами, уставился куда-то в конец проулка.
– Не знаю. – И снова поглядел на меня, помедлил, будто обдумывая то, что собирался сказать. Потом усмехнулся почти виновато и взмахом руки указал на мою изувеченную юбку: – Вероятно, подумал: а вдруг прекрасная девица попадет в беду и ей понадобится моя помощь?
А это уже флирт. С какой стати лейтенант-детектив со мной заигрывает, я не поняла и несколько удивилась – а еще больше удивилась, когда, выпалив эти слова, он опустил глаза и смущенно зашаркал ногами. Он как будто всерьез… нет уж, я никак не могла поверить, что он всерьез. Настоящая леди проявила бы интерес и даже сочувствие к этим неловким намекам, сколь бы неуклюжи они ни были, но я повела себя иначе. Вынуждена сознаться, что при этом признании меня охватила хищная радость кошки, наткнувшейся на раненую полевку.
– Ах да, разумеется. Забыла поблагодарить вас за то, что испортили мое платье. – Вышло даже саркастичнее, злее, чем я хотела, но вместо извинения я довершила насмешку, изобразив маленький издевательский книксен.
– Платье Одалии, – не менее воинственно поправил он меня.
Я замерла, еще не выйдя из реверанса, и злобно зыркнула на него – а он столь же злобно в ответ. Наши взгляды встретились вновь, но на этот раз во вспышке яростного, добела раскаленного гнева. И так мы стояли, словно окаменели в серебряном свете луны, превратились в мраморные статуи, застигнутые в полуоскале. А потом – тоже странно – сведенные мышцы наших лиц синхронно расслабились и на обоих лицах проступили зеркальные отражения улыбки. Я с изумлением услышала собственный смех, вторящий смеху лейтенанта-детектива.
Когда же смех улегся, я остро ощутила близость лейтенанта-детектива – он подступил ко мне почти вплотную. Я инстинктивно подалась назад.
– Мне пора домой. Доставить Одалии печальную весть о ее платье, сами понимаете.
Я вдруг заторопилась проститься и уйти, не только потому, что рядом с лейтенантом-детективом ощущала неловкость, но и потому, что опасалась, как бы он не вздумал меня провожать. К тому времени весь участок знал, что мы с Одалией живем вместе, однако я предпочитала держать в тайне и местоположение, и роскошь нашего отеля. Отнюдь не хотелось все испортить, выдать наш секрет лишь потому, что глупый молодой детектив строит из себя джентльмена.
– Я так понял, что она… хм… вы же вроде бы сказали, что у нее есть на сегодняшний вечер развлечение.
– Вероятно, она уже вернулась, – высокомерно солгала я. Лейтенант-детектив отступил на два шага, увеличив нейтральную полосу между нами. – Наверное, уже волнуется за меня.
– Значит, нужно доставить вас домой.
С тяжелым вздохом он развернулся и зашагал по переулку. Я понимала, что допускать его в апартаменты Одалии никак нельзя, но, когда он уверенно и непреклонно отверг мои возражения, стало ясно: он проводит меня в любом случае, сколько бы я ни спорила, так что лучше поберечь возмущенные речи до другого раза. И тут у дальнего входа в притон пронзительным затяжным воем взорвались полицейские сирены, и мне оставалось только слушаться, радуясь втихомолку покровительству столь респектабельного спутника.
13
Повернув ключ в замке и толкнув дверь, я с изумлением обнаружила, что Одалия и вправду уже дома. На самом-то деле я вовсе на это не рассчитывала. Она облачилась в халат из нескольких слоев просвечивающей синей, как сапфир, материи и вытянулась гибким кошачьим телом на изумрудно-белом полосатом диване. Дневная жара все еще не покинула апартаменты, и Одалия распахнула окна, чтобы впустить ночной воздух. Прозрачные белые занавески, обвисшие в нише окна, дополняли образ кошачьего хищного изящества, приподнимаясь с порывами ветра и резко опадая – так мотает хвостом рассерженная кошка. На фоне чернильно-черного неба, набухавшего в окнах за ее спиной, Одалия казалась особенно яркой и живой, когда вот так раскинулась на диване, в гармонии ювелирных тонов.
Она читала журнал и угощалась вишней в шоколаде, вынимая конфеты из обтянутой шелком коробочки. У Одалии была своеобразная манера поедать сладости, не чета методу Хелен. Та лопала грошовые леденцы виновато, исподтишка, словно белка-параноик, которая торопится упрятать в свое нутро добычу, покуда не отняла хищная птица или зверь покрупнее. Одалия, напротив, потребляла шоколад медленно и небрежно. Иногда она рассеянно клала конфеты в рот, рука с лакомством замирала на полпути, взгляд не следил за ней, полностью сосредоточившись на рекламе парижских шляпок. А порой Одалия всю себя вкладывала в процесс наслаждения, не стеснялась причмокивать и охать вслух, если что-то показалось ей особенно вкусным. Хелен превыше всего ценила саму конфету, а для Одалии главной драгоценностью была не конфета, но собственное удовольствие. Возможно, так сказывался непреодолимый сословный разрыв, но в этом я еще не научилась разбираться. Хелен жадничала, берегла каждую конфетку, их у нее было наперечет, а Одалия могла позволить себе и щедрость, и даже капельку расточительности. За те месяцы, что мы жили вместе, я повытаскивала у нее из-под кровати немало недоеденных коробок – повздыхала над ними и выбросила в мусорную корзину, ведь они в забвении покрылись зеленовато-бледным пушком плесени.
– О! – только и произнесла Одалия при виде нас.
Я сразу поняла, как она ошеломлена появлением в холле ее апартаментов мужчины, – в особенности, конечно, потому, что это лейтенант-детектив, но, мне кажется, она бы удивилась, с кем бы я ни пришла. Прежде я не приводила в наш номер джентльменов и сейчас еще ежилась от унижения, пережитого, пока мы проходили через вестибюль: отельная прислуга поднимала брови и усмехалась, глядя, как мы направляемся к лифту. Вопреки моим неустанным протестам лейтенант-детектив настоял на том, чтобы проводить меня до самого номера, и теперь торчал в коридоре и заглядывал в гостиную, слегка приоткрыв рот. Мне показалось, он еще не отошел от нашего путешествия по отелю и никак не мог расшифровать роскошный вестибюль, золоченые лифты, апартаменты, декорированные по последнему слову моды. Одалия глядела на меня с упреком: допустив лейтенанта-детектива сопровождать меня, я нарушила обещание сохранять в тайне сведения о том, где и как она живет. Очевидно, такому событию Одалия отнюдь не обрадовалась. Ее черты окаменели в гневе, но она тут же овладела собой, и лицо вновь оттаяло до спокойной приветливости. Она гибко поднялась нам навстречу:
– Кого я вижу! Лейтенант-детектив, проходите, будьте как дома.
– Не стоит. Я только проводил Роуз.
– Глупости. Пришли – оставайтесь, посидите с нами.
Лейтенант-детектив, словно пьяный, качнулся вперед; Одалия подхватила его под руку и усадила на тот самый диван, где минуту назад нежилась сама. Судя по всему, эта мысль не давала лейтенанту-детективу покоя: он чинно подвинулся на самый край, чуть не соскользнув с туго обтянутых тканью подушек. Одалия присматривалась к нему, губы ее непроизвольно кривились. Мне была знакома эта гримаса: Одалия прикидывала, как овладеть ситуацией. Я знала, что она не успокоится, пока не вырвет у лейтенанта-детектива обещания, пусть не произнесенного вслух, сохранить ее секрет, а чтобы этого добиться, следовало для начала раскусить этого человека.