О чем думала королева? - читать онлайн книгу. Автор: Павел Амнуэль cтр.№ 70

Но первой твоей ошибки никто не заметил – не оказалось в сторожке охраны корреспондента «Ассошиэйтед Пресс», а вторую ты еще можешь совершить.

Он тяжело вздохнул, и добавил:

– Когда разлюбишь меня и Катю…

…После свадьбы молодожены действительно поселились на Осенней улице в Крылатском (это по Рублевке и, не доезжая километра полтора до кольцевой, – направо), в новой квартире. Вот как описывала ее Катя, приглашая в гости свою «маму» – директора детдома из деревни Шаблово, что под Кологривом.

«Дорогая мамочка! Приезжай в гости! У нас с мужем – новая квартира общей площадью 116 метров на 4 этаже 5-этажного кирпичного дома с современным импортным лифтом. Есть место в подземном паркинге. Дом расположен в лесопарковой благоустроенной зоне. Кухня 15 метров! Теплая лоджия! Комнаты: 33 плюс 25 плюс 22 метра и все изолированные. Стеклопакеты, кондиционеры, подогрев полов. На полу паркет и плитка. Встроенная кухня. Посудомойка. Импортная стиральная машина-автомат. Столовая группа. Новая итальянская импортная гарнитурная мебель. Встроенные шкафы-купе. Два полных санузла – ванна плюс душевая кабина плюс биде плюс мойдодыр. Новая качественная импортная сантехника. У нас ты отдохнешь от забот о дровах и протопки бани…»

Как и обещал Моте «вежливый чиновник» в Америке, в одном из встроенных шкафов на полке они с Катей обнаружили тарелочку с голубой каемочкой. А на ней лежали банковская упаковка стодолларовых купюр и две сберкнижки – на его и Катино имя – с единственной строчкой записи в графе «Приход», где цифры составляли число с пятью нулями…

Эти деньги оказались очень кстати. Впрочем, денег «некстати» не бывает в природе… Но эти оказались именно очень кстати. Вскоре после того, как Катя и Мотя обустроились в Москве, пришло известие о гибели Доркона. И, посовещавшись, Катя и Мотя решили выкупить у Митиленского муниципалитета виллу Доркона в Сикамии. Оба были настолько очарованы этим местом своей первой встречи, местом преображения Камо, что совещания их были недолги.

Хлопотать взялся, естественно, Мотя. Для оформления документов нужно было ехать в Грецию, но тут выяснилось, что Мотя – «невыездной». Это сильно огорчило Мотю, но «в конторе» его успокоили – срок ограничения выдачи ему загранпаспорта составлял пять лет, из которых один год уже прошел, а против приобретения виллы «в органах» не возражали. И все хлопоты «контора» брала на себя – Мотя только подписал ворох каких-то бумаг, и через месяц они с Катей получили документы, согласно которым стали владельцами и виллы, и земельного участка. Правда, при этом количество нулей на их счетах стремительно убавилось, но они были рады, что через четыре года смогут снова увидеть и те скамейки, и те жасминовые кусты…

А Камо так и вовсе завел себе «дембельский календарь»! В большую коробку Катя положила 1461 конфетку, маленькие жасминовые леденцы, и каждый вечер, возвращаясь с прогулки, Камо шел к своему «календарю» и съедал одну сладкую жасминовую облатку.

Катя устроилась работать в престижном лицее. Хорошие преподаватели биологии с заграничной стажировкой даже в этом элитном районе «на дороге не валяются»!

Камо тоже «официально» служил. Разумеется, прежде всего, как и предполагал Мотя, его попробовали «пристроить к делу» в Ясенево. Но Камо, в ходе «собеседования» с тамошними специалистами-кинологами, очень ловко «прикинулся валенком» – он не скрывал, конечно, своего понимания русского языка, но по уровню интеллекта представился пятилетним ребенком – вертлявым, любопытным, непослушным и туповатым. От него с сожалением отстали, дав рекомендацию использовать его как объект исследования в академических учреждениях.

И он числился «объектом исследования» сразу в двух институтах – в питерском Институте мозга человека Российской академии наук (хотя и не был человеком…) и в московском Институте русского языка им. В. В. Виноградова Российской академии наук (хотя и не говорил по-русски…).

Не будучи «субъектом», он, естественно, и зарплаты никакой не получал, а навешивать на себя какие-то датчики или «за просто так» отвечать на «дурацкие вопросы» экспериментаторов он не любил. Бывал он в обоих институтах (особенно в питерском) не часто, только когда Катя считала какой-то из предложенных экспериментов действительно важным. Тогда она вызывала такси (Камо терпеть не мог намордника, а без него в метро не пускали) и они ехали или на Волхонку, или на вокзал. В последнем случае в дорожную сумку обязательно клали из коробки число конфет, равное предполагаемому сроку поездки. В Питер ездили только в СВ и, признаться, Камо это нравилось…

А вот Мотя работать не стал. Всякое проявление чьей бы то ни было власти, давление чужой воли, необходимость подчиняться какому-то жесткому распорядку дня, вызывали у него идиосинкразию – его просто мутило, когда он представлял себе, что должен обязательно присутствовать где-то с 10 до 17 часов и бегать в кабинет по вызову шефа. Катя прочла в энциклопедии, что идиосинкразия «часто возникает после первого контакта с раздражителем». Она, конечно, сразу поняла, что это было связано с таинственным декабрьским исчезновением Моти, и никогда не поднимала тему его «трудоустройства».

Очень доволен был тем, что Мотя, как правило, целыми днями оставался дома, Камо. Он лежал в комнате Моти, слушал очередной диск с какой-нибудь аудиокнигой, и ждал того момента, когда Мотя обратится к нему со словами:

– Ну, песий морд, подь сюда, ответь мне, псина, чем скалярное поле отличается от электромагнитного?

И после этого начиналась их странная беседа – говорил только Мотя, а Камо или радостно кивал, облизывая длинным языком собственный нос, или, разбрасывая по сторонам свои огромные волосатые уши, отрицательно мотал головой. И чем дальше, тем реже эти уши работали в «вентиляторном режиме» – Камо все глубже понимал современную физику.

А Мотя погрузился в мир мифологии и эвереттики. Его все больше привлекала так нелепо прервавшаяся работа у Стерна. Разумеется, он поддерживал связь с ним по e-mail и был в курсе новостей миссии «Новые Горизонты».

И когда на лентах информационных агентств появилось сообщение об отмене проекта, Мотя сильно расстроился. В сообщении говорилось:

«Национальное агентство по аэронавтике США (NASA) отложило программу запуска автоматического аппарата к Плутону. Такое решение принято по финансовым соображениям. Когда в 1996 году были приняты два проекта запуска исследовательских аппаратов к Плутону и спутнику Юпитера Европе, суммарная стоимость этих проектов оценивалась в 800 млн. долл. Однако в процессе работы величина затрат выросла до 1,3 млрд. долл.

Поэтому NASA решило сосредоточиться на исследовании Европы. Предполагается, что аппарат к спутнику Юпитера стартует в январе 2006 года. Что касается исследования Плутона, то NASA ставит перед собой задачу разработать более дешевый проект, который позволит достичь планеты к 2020 году. Первоначально предполагалось, что аппарат будет запущен в 2004 году и достигнет планеты в 2012-м».

Однако Стерн сообщил Моте, что «еще не вечер», что битва за бюджет продолжается, и что если удастся все-таки раздобыть где-то дешевый плутоний (а пути к этому в последнее время наметились) и мощный ракетный двигатель, то деньги будут. В любом случае его, Стерна, группа продолжает работу и он ждет новостей и от Моти – что там видно в системе Плутона с точки зрения эвереттической астрологии?