— У него не шла кровь носом? — спросила она Роша.
— Нет, — ответила Розамунда, забирая у Киврин компресс. — Я не видела.
— Намочи в холодной воде и не выжимай, — велела Киврин. — Отец Рош, помогите мне его поднять.
Рош усадил клирика, обхватив его за плечи. Нет, крови в изголовье постели не видно.
Священник осторожно уложил больного обратно.
— Ты думаешь, это тиф? — спросил он с какой-то непонятной надеждой.
— Не знаю.
Розамунда подала Киврин компресс. Наказ девочка исполнила буквально — с тряпицы текла ледяная вода.
Нагнувшись, Киврин уложила компресс клирику на лоб.
Больной вдруг бешено затрепыхался, выбив повязку у Киврин, а потом сел рывком на постели, молотя руками и брыкаясь. Одной ногой он попал Киврин под колено, и она чуть не плюхнулась на кровать.
— Простите, простите, — затараторила она, хватая его за руки и пытаясь уложить обратно. — Простите.
Клирик распахнул налившиеся кровью глаза и уставился в пространство.
— Gloriam tuam!
[27]
— завопил он странным срывающимся на визг голосом.
— Простите...
Киврин поймала его запястье, но другая рука с размаху ударила ее в грудь.
— Requiem aetemum dona eis, — взревел клирик, вскакивая на колени, а потом на ноги и раскачиваясь посреди кровати. — Et luxperpetua luceat eis
[28]
.
Киврин поняла, что он пытается читать заупокойную службу.
Отец Рош ухватил его за рубаху — он вырвался и принялся брыкаться, вертясь волчком в неистовой пляске.
— Miserere nobis
[29]
.
Он крутился слишком близко к стене, так что не подобраться, задевая ногами балки и молотя руками, будто мельница, не видя ничего и никого вокруг.
— Надо ухватить его за лодыжки, когда он будет поближе, и сбить с ног, — сказала Киврин.
Отец Рош кивнул, едва дыша, остальные стояли как громом пораженные. Имейн застыла на коленях. Мейзри, зажав уши руками и зажмурившись, чуть не вываливалась из окна. Розамунда подобрала мокрую тряпицу и держала ее в вытянутой руке, наивно полагая, будто Киврин еще раз попытается подожить ее больному на лоб. Агнес с открытым ртом таращилась на полураздетого клирика.
Тот в своей бешеной пляске подлетел ближе, раздирая шнуровку на груди.
По знаку Киврин они с отцом Рошем ухватились за дергающиеся лодыжки. Клирик повалился на колено, потом, размахивая руками, вырвался и прыгнул с высокой постели прямо на Розамунду. Девочка загородилась локтем, не выпуская компресс.
—Miserere nobis, — проговорил клирик, и они с Розамундой полетели на пол.
— Хватайте его за руки, пока он ее не зашиб, — велела Киврин, но клирик уже перестал молотить. Он лежал неподвижно, придавив Розамунду, почти касаясь губами ее рта и бессильно разбросав руки.
Ухватив больного за обмякшее плечо, отец Рош стащил его с Розамунды. Клирик повалился на бок, мелко, но уже не учащенно дыша.
—Умер? — спросила Агнес. Будто очнувшись от морока, все шагнули вперед, а леди Имейн, держась за столбик кровати, поднялась с пола.
— Черныш умер, — проговорила девочка, хватаясь за юбку Эливис.
— Он не умер, — изрекла Имейн, снова опускаясь на колени. — Это жар ударил ему в голову. Так часто бывает.
«Так никогда не бывает, — возразила мысленно Киврин. — Ни в одной известной мне болезни. Что же это такое? Менингит спинного мозга? Эпилепсия?»
Она наклонилась к Розамунде. Девочка неподвижно лежала на полу, зажмурившись и стиснув побелевшие кулаки.
— Он тебя ушиб? — спросила Киврин.
Розамунда приоткрыла глаза.
— Он меня повалил, — пролепетала она дрожащим голосом.
— Встать можешь?
Розамунда кивнула, и Киврин с Эливис, за юбку которой цеплялась Агнес, помогли ей подняться.
— Ногу больно, — пожаловалась девочка, опираясь на руку матери, но все же попыталась наступить. — Он вдруг взял и...
Эливис подвела ее к изножью кровати и усадила на резной ларь. Агнес вскарабкалась рядом.
— Он на тебя напрыгнул!
Клирик что-то пробормотал, и Розамунда покосилась на него испуганно.
— Сейчас опять вскочит?
— Нет, — заверила ее Эливис, но младшей дочери велела: — Отведи сестру к огню и посиди с ней.
Агнес взяла Розамунду за руку и повела вниз.
— Когда клирик умрет, мы похороним его на погосте, — донеслось до Киврин. — Как Черныша.
Клирик лежал, уставившись в потолок полузакрытыми остекленевшими глазами, будто уже умер. Отец Рош, присев, без усилий взвалил его на плечо, как Киврин взваливала Агнес после всенощной. Киврин поспешно стянула покрывало с перины, и отец Рош сгрузил обмякшее тело клирика на постель.
— Нужно вытянуть ему жар из головы, — заявила леди Имейн, снова принимаясь за свое притирание. — Это все из-за пряностей.
— Нет, — прошептала Киврин, глядя на клирика. Тот лежал на спине, раскинув руки ладонями вверх. Тонкая рубаха, порвавшаяся на груди, обнажала левое плечо и вытянутую руку. Под мышкой краснел нарыв. — Нет, — выдохнула Киврин.
Нарыв был ярко-алый, величиной чуть поменьше яйца. Жар, распухший язык, поражение нервной системы, бубоны под мышками и в паху.
Киврин попятилась от кровати.
— Этого не может быть. Это не оно.
Что-то другое. Волдырь. Язва. Киврин потянулась к рукаву рубахи, чтобы отдернуть и посмотреть.
У клирика задергались руки. Отец Рош припечатал его запястья к перине. Нарыв оказался твердым на ощупь, а кожа вокруг него — крапчато-сине-черной.
— Не может быть. Сейчас только 1320-й.
— Это вытянет жар. — Имейн не без труда выпрямилась, держа перед собой вымазанную в снадобье повязку. — Снимите с него рубаху, я приложу притирание.
Она шагнула к кровати.
— Нет! — воскликнула Киврин, выставляя руку. — Не подходите! Его нельзя трогать!
— Что за дерзость? Это всего лишь желудочная горячка.
— Это не горячка! Отпустите его и отойдите подальше, — велела она Рошу. — Это не горячка. Это чума.
Рош, Имейн и Эливис посмотрели на нее бессмысленным взглядом, напомнив Мейзри.
«Они даже не знают, что это такое, — подумала Киврин в отчаянии. — Ее еще не существует. Черного мора еще нет. Даже в Китае чума начнется только в 1333-м. А до Англии доберется только к 1348 году».