Пять дней - читать онлайн книгу. Автор: Дуглас Кеннеди cтр.№ 61

Завтра я переезжаю с тобой в Бостон.

Я не выдавала желаемое за действительное. Это было объяснение…

В любви.

Поначалу мы оба робели. Едва добрались до постели, как желание парализовал страх. Ричард был смущен, сгорал от стыда. Я не стала успокаивать его обычными банальностями: при определенных обстоятельствах такое бывает со всеми мужчинами… чем больше думаешь об этом, тем выше вероятность, что это произойдет. Я просто крепко поцеловала Ричарда и сказала, что люблю его. Он тоже признался мне в любви. И мы, лежа лицом к лицу, стали вести беседу тихими голосами, рассказывая друг другу о том, как мы оба одиноки, как оба хотим одного: чтобы у нас появился шанс. Возможность полюбить. По-настоящему. Да, наверное, эта любовь не решит все жизненные проблемы, не положит конец внутренней борьбе. Но это будет… шанс. Обрести то, о чем я мечтала, о чем мечтал Ричард. Надежду на более счастливую жизнь.

Потом мы стали целоваться более пылко и страстно. Страх исчез, и вот он уже глубоко во мне. Ощущение полнейшей завершенности. До Ричарда я спала лишь с двумя мужчинами. Прекрасно помню, как поначалу мы с Эриком, неискушенные в науке плотской любви, были неловки. Помню, как на первых порах были неуклюжи мы с Дэном, а потом наши занятия сексом превратились в приятную рутину, лишенную подлинной страсти, подлинной сокровенности. Но когда Ричард овладел мною и мы стали совершать движения в унисон — наши тела мгновенно, инстинктивно подстроились под единый ритм, — все мое существо объяло ощущение пьянящего сладострастия, усиливаемое еще более дурманящим чувством сплавления в единое целое.

Любовь.

Первый раз достигнув оргазма, я зарылась лицом в его плечо. И поразилась донельзя, когда несколькими минутами позже еще раз испытала оргазм. Ричард старался не спешить (для меня это тоже было ново), сдерживался очень долго. И когда он достиг кульминации сексуального возбуждения, его, нас обоих сотрясла дрожь, сопровождавшаяся очередным признанием в любви. Потом:

— Всё изменилось. Всё.

Любовь.

Когда мы наконец-то встали с постели и надели гостиничные халаты, было уже почти десять вечера. Мы оба проголодались и заказали ужин в номер. Ричард заказал бутылку шампанского. Я хотела сказать: «Тебе не кажется, что все это стоит целое состояние», но он, словно прочитав мои мысли, предвосхитил мое замечание словами:

— Начало новой жизни отмечают с шампанским.

За ужином мы болтали без умолку. То и дело говорили о том, что оба уже и не мечтали о возможности такого счастья, думали, что обречены жить так, как живем.

— Какие же мы глупые, да? — сказала я Ричарду. — Вечно влачимся к некоему Вифлеему, где надеемся в мире и покое строить свою жизнь.

— «Влачась к Вифлеему». [48] Я мечтал полюбить женщину, которая может цитировать Йейтса. Моя мечта осуществилась.

— А ты исполнил все мои самые невообразимые мечты.

— Хоть ты и понятия не имеешь, как я живу? Допустим, я законченный лентяй.

— Допустим, я тоже.

— Это маловероятно, — сказал Ричард.

— Ты прав. Впрочем, и я была бы крайне удивлена, узнав, что ты разбрасываешь свои вещи по всему дому.

— Для тебя это стало бы камнем преткновения?

— Ничто не заставит меня разлюбить тебя.

— И меня.

— Опасное заявление. А если вдруг окажется, что я исповедую некий необычный религиозный культ? Или что на досуге я занимаюсь таксидермией?

— У тебя богатое воображение. Но даже если ты в свободное время набиваешь песчанок…

— Песчанок? — рассмеялась я. — Почему именно песчанок?

— Мне всегда казалось, что они самые никчемные из грызунов.

— И поэтому из них надо делать чучела?

— У тебя склонность к абсурду.

— Как и у вас, сэр. Как и у вас.

Он нагнулся ко мне, поцеловал.

Мы ужинали. Пили шампанское. И говорили, говорили, говорили. Я узнала все про его детство. Про то, как его отец настоял, чтобы он вступил в организацию бойскаутов, и отдал его на два года в кадетский корпус. Для него это было страшное испытание. Через несколько месяцев у него случился нервный срыв, и его отправили домой.

— Это я не обсуждал ни с кем, даже Мюриэл никогда не рассказывал… так мне было стыдно. Но та школа… я будто в тюрьму попал. Я умолял маму поговорить с отцом, убедить, чтобы он не отправлял меня туда… после того, как отец не внял моим мольбам, как я ни доказывал ему, что не гожусь для кадетского корпуса. Но мама отцу никогда не перечила. «Тебе придется через это пройти», — заявила она мне. А я знал, что не выдержу. Бесконечные строевые занятия, подъемы в шесть утра, издевательства, запугивания… в общем, к Рождеству моя психика дала сбой. Один из моих одноклассников-кадетов нашел меня в туалете, где я захлебывался слезами. Вместо того чтобы как-то помочь, он убежал и привел с собой еще шестерых ребят. Они окружили меня, стали дразнить. Называли хлюпиком, маменькиным сынком и прочими подобными именами, какими свора придурков, мнящих себя американскими мачо, осыпает всякого, кого они считают слабаком или непохожим на них самих.

— Ты далеко не слабый человек, — заметила я.

— На самом деле я пасую перед властным голосом. Не будь я слаб, я остался бы с Сарой. Не будь я слаб, я давно ушел бы из отцовского бизнеса. Не будь я слаб, я расстался бы с Мюриэл…

— Но ведь теперь ты расстанешься с ней. А в принципе, ты ушел от нее еще до того, как в твоей жизни появилась я. И ты снова начал писать, впервые за многие годы опубликовал новый рассказ. Слабый человек на это не решился бы.

— Но мне противно, что я столько лет не смел топнуть ногой.

— Думаешь, я хвалю себя за уступчивость, особенно когда дело доходит до принятия решений, противоречащих здравому смыслу? Уверяю тебя, я — просто образчик слабости и самовредительства, хоть на плакат помещай.

— Ну, уж нет, какой же ты слабый человек?! Посмотри, как ты мастерски вытащила своего сына из депрессии. Господи, да будь у меня такие родители, когда я погибал…

— Как же тебе удалось выбраться?

— Мне ничего другого не оставалось. Отец пригрозил, что поместит меня в психбольницу, если я, как он выразился, «не перестану киснуть». Но мы говорили про твою силу духа. А ты ловко увела разговор в сторону.

— Вообще-то, я не считаю себя сильным, волевым человеком.

— Ты никогда не верила в себя, да?