Папа. Целый и невредимый, одетый в свою старую зимнюю куртку. Он громко доказывает что-то Никке, до Мину доносятся обрывки фраз.
— …Совершено преступление… надо расследовать.
Мину тащит за собой Ванессу поближе к ним.
— Сначала нужно потушить огонь, — говорит Никке назидательным тоном, словно разговаривая с тупым учеником или двухлетним ребенком. — Затем мы будем изучать причины возгорания.
— Причины возгорания празднуют за углом, — сказал папа. — Это «Позитивный Энгельсфорс»! Они угрожали мне с осени, а вы не реагировали!
— Давайте успокоимся, — предложил Никке.
— Успокоиться? — крикнул папа. — Как я, черт возьми, могу успокоиться?!
Мину с беспокойством смотрит на папу. Она нисколько не сомневается, что поджог — дело «ПЭ». Но когда папа теряет контроль над собой, он выглядит как настоящий параноик.
— У меня есть дела, — сказал Никке и отошел.
Папа остался стоять. Гнев понемногу проходил, уступая место отчаянию. Окончив Высшую школу журналистики, он сразу получил работу в одной из центральных газет. Сделал карьеру. Однако решил вернуться в родной Энгельсфорс главным редактором местной газеты. Не потому, что работа была престижной, а как раз потому, что она престижной не была. Энгельсфорс был городом без будущего. Без надежды. Городом, где процветали страх и ограниченность.
Он отдал этому городу лучшие годы своей жизни. И теперь город отнял у него все.
Мину хочется к нему подойти. Но она видит в толпе желтые толстовки. Вряд ли у них есть амулеты, но все-таки. К тому же папа в безопасности, а сотни людей в школе находятся под угрозой смерти.
— Пойдем, — говорит она Ванессе. — Надо идти.
— Все-таки Никке идиот, — отвечает Ванесса, поворачивая в сторону «Галереи». — Тупее всех тупых.
— Не понимаю, как он и твоя мама жили вместе, — качает головой Мину. — Она такая славная.
— Именно это привлекает к ней всяких лузеров.
Автоматические двери не открываются перед невидимыми девушками, и, открыв их вручную, Мину и Ванесса проскальзывают в «Галерею».
Остальные Избранницы ждут их возле «Хрустального грота». Но они не одни.
— Черт! — ругается Ванесса, и Мину вполне с ней согласна.
Рядом с девушками стоит Виктор. Он напряженно смотрит туда, откуда появились Мину и Ванесса, и неуверенно поднимает руку для приветствия.
Ванесса отпускает руку Мину, и по телу Мину опять пробегает холодок.
— Твой папа в порядке? — спрашивает Анна-Карин, когда Мину и Ванесса подходят ближе.
— Да, — говорит Мину. — Но «ПЭ» сжег редакцию.
Она смотрит на Виктора. Впечатление такое, будто он не спал всю ночь. Рубашка, выглядывающая из-под расстегнутого пальто, помята. Мину почти уверена, что это вчерашняя рубашка.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она Виктора.
— Совет решил завершить Энгельсфорский процесс быстрее и казнить Адриану сегодня вечером. Во сколько точно, не знаю.
Взгляд у него страдающий и почти искренний, но Мину ему не верит. Она уверена, что Виктор никогда ничего не делает искренне. Мятая рубашка и красные глаза вполне могут быть маской для следующего представления.
— Зачем ты нам это рассказываешь? — спрашивает она. — Чтобы мы побежали ее спасать и угодили в ловушку? А вы с Александром арестуете нас за новое преступление?
— Я понимаю, ты мне не веришь, — устало говорит Виктор. — Но я говорю правду. И очень хочу, чтобы вы спасли Адриану.
— Почему мы должны тебе верить? — спрашивает Ванесса. — Вчера ты сделал все, чтобы ее засудили.
Виктор отворачивается, стараясь не смотреть Ванессе в глаза.
— Я знаю, вы думаете, что Александр — монстр, — говорит он. — Но это не так. Он тоже не хочет, чтобы Адриана погибла. Она его сестра.
— Видно, он ее очень сильно любит, — вставляет Линнея. — Особенно это было заметно, когда он ее пытал на допросе.
— Он не думал, что Совет так строго ее накажет, — сказал Виктор.
Мину вспоминает лицо Александра в тот момент, когда зачитали приговор. Он был в смятении. Но она также помнит, как хладнокровно он откручивал шею ворону Адрианы.
— Александр знает, что ты здесь? — спрашивает Мину.
— Нет, — говорит Виктор.
Мину слышит голос Линнеи у себя в голове.
Самое прикольное, что он, похоже, говорит правду. Он дает мне читать свои мысли.
— Они могут казнить ее в любой момент. Пожалуйста, поторопитесь! — взмолился Виктор.
Его слова начинают доходить до девушек. Адриану могут казнить. Сегодня. И в то же самое время Хелена и Кристер планируют магическое жертвоприношение в спортивном зале гимназии.
— Она находится под домашним арестом, — продолжает Виктор. — Я могу помочь к ней проникнуть, но больше я ничего сделать не могу.
— То есть мы должны ее выкрасть? — спросила Ванесса. — А куда нам потом ее спрятать от Совета, ты не думал?
— Адриана не может бежать, — сказал Виктор. — Они тут же ее найдут. Ее связывает с Советом особо прочная связь.
— Эту связь можно как-то разорвать? — спросила Анна-Карин.
Виктор покачал головой:
— Есть только один способ ее спасти. Снять с нее вину.
— Что это значит? — спросила Мину.
— Адриана предала интересы Совета в ранней молодости, после этого она отличалась образцовым поведением, и Совет считал, что она полностью реабилитирована. Но с ее приездом сюда все пошло наперекосяк. Вот если бы можно было повернуть время вспять и сделать Адриану такой, какой она была до приезда в Энгельсфорс…
— Супер! — фыркнула Ида. — И как ты предлагаешь это сделать?
— Мы были в больнице у Макса, — говорит Виктор, не сводя глаз с Мину. И она начинает понимать, чего он хочет. И не хочет слушать дальше. — Мы поняли: кто-то вторгался в его сознание. Эта магия нам неизвестна. Человек, обладающий такой силой, может делать вещи, которые считаются невозможными.
Мину с сомнением качает головой.
— То есть ты думаешь, если кто-то сотрет в памяти Адрианы события, происшедшие за время ее жизни в Энгельсфорсе, то Совет ее простит? Просто раз — и всё? — спрашивает Ванесса, прищелкнув пальцами.
— Я почти уверен в этом, — говорит Виктор. — Я уже сказал: Александр не хочет смерти Адрианы. Если есть шанс ее спасти и снять с нее вину, он будет только рад. У него хорошие связи в Совете, и он может устроить еще один допрос, после которого ее объявят невиновной и помилуют. Совету это тоже на руку. Лучше иметь в своем составе живого послушного члена, чем убитого бунтаря с репутацией мученика.