Кевин, Дакота, Джордан и Алекс, я люблю вас всех
Пролог
Пенрит, Англия, 1723 год
Завывал истер, вспышки молний рассекали небо, раскаты грома сотрясали землю, деревья и их тени раскачивались, как партнеры в зловещем танце под музыку матери-природы, и вот-вот на землю должен был обрушиться ливень. Ночь совершенно не располагала к прогулкам, однако из-под навеса палатки лорд Бэдрик вдруг увидел высохшую старуху, появившуюся у границы светового круга, образованного горевшим костром.
– Герцог, – выкрикнула она, – ты осмелишься взглянуть на меня?
Это одинокое существо словно возникло из воздуха, и оба спутника лорда Бэдрика, схватившись за свои шпаги, вскочили на ноги, но герцог остановил их движением руки.
– Что это значит?
– Я вижу, ты не узнаешь меня. – Старуха выступила вперед, и в свете костра цветастая юбка затрепетала вокруг ее лодыжек, а в ушах блеснули золотые монеты.
– Так ты цыганка!
– И это еще не все. Я Джулиана Ромов, мать Розалы.
Налетевший порыв ветра приподнял плотный шерстяной капюшон лорда Бэдрика, герцог переступил с ноги на ногу и прищурился, чтобы лучше разглядеть стоявшую перед ним женщину.
– Это имя мало что говорит мне.
– Ты соблазнил мою Розалу, сулил ей богатство, обещал жениться, а потом бессовестно бросил, чтобы взять в жены знатную леди. Опозоренная Розала лишила себя жизни и теперь лежит в холодной земле. Ты за это заплатишь.
– Погоди минуту…
– Эй, ромале, эй, чавале, салумиаке рома, – нараспев произносила цыганка старинное заклинание, и голос ее становился все громче.
– Бога ради, говори по-английски.
– Бог теперь тебе не поможет. Вороны уже слетелись и жаждут смертей, которые не заставят себя ждать.
– Брось свои штучки, я не дам тебе ни фартинга.
– Ты думаешь, что деньгами сможешь купить у меня прощение? – Цыганка сплюнула. – Глупец. Твой титул, твоя власть и твои угрозы для меня ничто. Трагедия будет следовать по пятам за твоим богатством. – Она указала кривым корнем на герцога, а другой рукой сжала висевший у нее на шее золотой амулет. – В грядущих поколениях твоего рода от сыновей будут рождаться только сыновья, и каждый сын будет жениться на знатной леди, и каждый брак будет заканчиваться одиночеством, нищетой и смертью, пока цыгане кочуют по земле.
Зловещий хохот, сорвавшийся с уст цыганки, заставил Бэдрика подойти поближе.
– Я призываю с небес мое проклятие. – Она подняла к небу узловатый палец. – Пусть оно жжет тебе пятки на пути в ад.
Молния ударила в дерево рядом со старухой, а когда дым и пыль рассеялись, на земле остались только иссиня-черная коса, заплетенная разноцветными ленточками, и золотые монеты на лоскутьях ветхой красной ткани.
Глава 1
Лондон, 1817 год
Пары кружились на белом мраморном полу, идеально отражавшем все цвета радуги вечерних туалетов, которыми был заполнен длинный узкий бальный зал. Однако Фиби Рафферти не обращала внимания на праздничную атмосферу и среди трех сотен человек чувствовала себя более одинокой, чем когда-нибудь могла себе представить. Проведя в Англии всего неделю, она ненавидела эту страну и британский этикет, но еще больше ей была ненавистна задача найти себе мужа.
Маленький оркестр играл народный танец, и Фиби притопывала атласными туфельками, сдерживая желание хлопать и ладоши; она так и сделала бы у себя в Джорджии, но сейчас только сжала кулаки и спрятала их в сборках вечернего платья, проклиная свою судьбу.
Скрипучий теткин голос вторгся в унылые размышления Фиби.
– Что, тетушка? – переспросила она.
– Фиби. – Леди Хильдегард Гудлифф пожала узенькими плечами и покачала головой. – Перестань нервничать. Все будут гадать, то ли в твой наряд заползли блохи, то ли ты просто не умеешь сидеть спокойно.
Чарити, кузина Фиби, хихикнула, прикрывшись веером, и украшения из птичьих перьев в ее тусклых волосах опасно закачались из стороны в сторону, пока одно из них не свалилось на пол. Фиби не понимала, для чего люди специально водружают у себя на голове птичий хлам. Подавив желание спросить именно об этом, она стиснула зубы и гордо выпрямила спину. Украдкой взглянув на свою новую попечительницу, она увидела то, что видела каждый день, – превосходство и осуждение.
– He забывай о своей цели, девочка. На самом деле твоя задача не из легких.
Фиби постаралась сделать бесстрастное лицо и сосредоточить внимание на коптящих свечах одной из трех массивных люстр. У нее, между прочим, очень мало времени, и если она не найдет мужа, то согласно завещанию потеряет право на наследство матери.
– То, что тебе даются в приданое титул и недвижимость, привлечет кое-кого из джентльменов, несмотря на твои недостатки. Однако я не допущу, чтобы твои проблемы создали лишние неприятности мне или моей дочери. Я столько страдала, когда моя сестра сбежала в колонии с твоим папашей, бедным ирландским дворянином без будущего и без капли здравого смысла. Тебе очень повезло, что мой отец именно тебе оставил в наследство поместье Марсден. Ты слушаешь меня, юная леди? – С обычным мрачным видом Хильдегард вцепилась в запястье Фиби. – Внимание! К нам идут.
Взглянув, куда указывала тетя, Фиби увидела троих приближающихся мужчин и с трудом поборола непреодолимое желание убежать и спрятаться. Первым шел сэр Леммер, весьма привлекательный мужчина, несмотря на его привычку производить зубами странные звуки. Вслед за Леммером гордо выступал сэр Мильтон, напыщенный зануда с пучком светлых волос, похожий на зеленый фасолевый стручок. А за ним следовал достопочтенный Элвуд в тесных зеленовато-желтых бриджах, белой рубашке со смешно завязанным шарфом и в зеленом кашемировом сюртуке; обладая способностью попадать во всякие неприятности, он едва не столкнулся со слугой.
Господи, только не это! Фиби едва сдержала стон: ока уже провела вчера большую часть вечера за игрой в вист с этими тремя мужчинами, и разговор за картами дал ей возможность составить о них мнение.
– Помните, девочки, не подавайте виду, что заметили их, пока я не скажу, и проявите заинтересованность по моему знаку. Улыбнитесь.
По мнению Хильдегард, эти трое обладали необходимыми качествами для того, чтобы стать женихами: они были вторыми сыновьями без всяких титулов, старше двадцати, но моложе шестидесяти, и старательно демонстрировали аристократические манеры. Фиби передернуло при мысли, что один из этих мужчин может в будущем стать ее мужем, и она довольно громко застонала: ей хотелось взаимной любви, а жить иначе – все равно что расчесывать волосы плешивому.