Сукин сын - читать онлайн книгу. Автор: Вера Коркина cтр.№ 13

— Сила искусства, не иначе, — съязвил следователь. — На вашем месте я бы поднатужился. Пострадала ваша жена, а вас это как будто не волнует. Следствие учитывает человеческий фактор, в том числе и способности. В смысле, что кто на что способен. У вас послужной список, вы заинтересованы помочь следствию, но рвения не заметно.

— Во-первых, она мне не жена. А девушка. Во-вторых, зачем нужно, чтобы я проявлял активность?

— Мне лично не нужно. Но это было бы логично. Иначе персона ваша выглядит странно.

— Кто-то из достопочтенной компании, я имею в виду, конечно, невиновных, вероятно, может спокойно продолжать отдыхать. Но не я. Чем больше думаю, тем меньше хочется шевелиться. Пока я чист. Если появятся доказательства обратного, то действовать будет поздно. Ситуация не вдохновляет. А разве следствие зашло в тупик, что понадобилась моя помощь?

— Нужно понять, кто есть кто. А вы темная лошадка.

— Я бы вас попросил… — Авилов устало сморщился. — Я это слышу уже лет двадцать, но от этого ничего измениться не может.

— Скажите, а вот Наталья Юрьевна ушла из уважаемого печатного органа в желтый листок, проиграла в заработках, в престиже… Какая тут причина?

— Не знаю, мы не были тогда знакомы, хотя недавно она упомянула, что не по своей воле. Ее обманули.

— В промежутке она работала в избирательной кампании Спивака. Какие между ними отношения?

— Разве у них есть отношения? — удивился Авилов. — Он ей неприятен, но пытается флиртовать. Он мог ее не запомнить, не узнать. Мало ли людей на него работали? Во всяком случае, в первую встречу никто не поздоровался.

— Уверены, что встреча была первой?

— Мы заехали в гостиницу в десять вечера, устали так, что завалились спать голодными. Наутро побежали в кафе, он явился на пятнадцать минут позже. Было незаметно, что они знакомы.

— Может, не хотели огласки? — предположил следователь. — Она хорошо осведомлена в его биографии. Такое впечатление, что она знает о нем все.

— Это может быть и профессиональное, а за осведомленность разве бьют по голове?

— Да и просто так бьют, без причины. Так, ладно. Не буду больше вас задерживать. Вы в больницу? Или на свидание?

— Вы хорошо информированы, — скривился Авилов.

Наглые юноши в этом Простоквашине, подумалось ему. Не формалист, бьет на сознательность. Протокол закрыл, тут все и начал. Копает издалека, уж очень издалека, из какого-то погребенного прошлого… Хочет представлять, who is who. Громоздкая затея. Как ты разберешься в людях, когда каждый готов изобразить хоть апостола, хоть ангела, один — чтобы скрыть, другой — чтобы не быть заподозренным. Шурка прав, «тяму» у следователя не хватает, не жесткий. Ведет себя, будто на прогулке беседует. Но в чем он прав, так это в том, что Авилов дал маху с Наташей. Это наводит на мысль о хладнокровии подлеца, да Бог с ними, походим в подлецах, не впервой. Может, это игра, где его провоцируют… С них станется, навесят все рукописи, какие еще в разворованном государстве остались, только шевельнись…

Сборище вдруг показалось Авилову противным. Какие-то сукины дети. Если вдуматься, то следует разбираться с каждым. Подружка Тамара, тамбовский волк ей товарищ, что ей — слабо стукнуть Наташу по голове, она мужика легко утопит, такая мощь?! Тут все с потенцией: «блуждающее косоглазие», например. Сидит в тебе черт, создай условия — и выскочит, кто ж без греха? Чиновник и депутат, пожалуй что. Им не надо, и так все есть. У Нины свои заморочки, но про Наталью, например, нельзя сказать, что при известных обстоятельствах ей не пригодится рукопись. Крутит же она свои журналистские интриги, с кем-то сражается, караулит все, на чем можно заработать, следит за важными персонами. Что Спивак ее раздражает, сразу было заметно. Но как это сцепляется — Шурка, Тамара, Наташина неприязнь к депутату, где тут узел, чтобы все соединилось? Следователь полагает, что Наташа интересуется депутатом, тогда бы от депутата и прилетело.

Тьфу. Даже дурак отказался бы идти с этими в разведку, сплошь мерзавцы. Как в болоте проваливаешься — что ни кочка, то засада. Кто не псих, так подлец. Наташа — девушка положительная, но ввязалась в какие-то делишки. Тамарин муж выглядит памятником добродетели, а когда грохнулся Шурка, как ни в чем не бывало отправился за зонтом. Стоп. А зонт-то… да, просто чехол или зонт? Ну каждый, просто каждый мог. Следователю не позавидуешь. Тут по крайней мере две версии. Первая — это Наташина нужда в депутате, она ведь тащила Авилова в заповедник, как на аркане, все уши промыла Пушкиным. Вторая — Шурка с Тамарой, плюс муж с зонтом. А если интересы как-то пересеклись, то тогда понятно, что Наталью должны были повредить. А за чем охота-то? За стихами? Чего ищем, чего хотим? Безнравственные люди, не иначе. Ладно бы за кусок, за деньги, сокровища, а так… что делим-то? Листики старой бумаги? Так это ж заболеть на всю голову. Что им дался Пушкин? Это не предмет. Это могила на холме, а сколько суеты. Томленье духа.

Авилов припомнил недавнюю историю, когда у метро торговцы отошли от горы арбузов, и через десять минут от нее не осталось следа. Все, выходившие из метро, прихватили, кто сколько смог унести.

Настроение у него уже было гнусное, хотя еще не вечер. До вечера далеко, но все равно жизнь гадость и прах. Людишки какие-то пакостные. Намеки эти, что Наталья в больнице. Что тут поделаешь, если руки связаны. Да, гражданин начальник, слушаюсь, гражданин начальник. «На свете счастья нет, а есть покой и воля…» Это, может, когда-то были, а теперь ни воли, ни покоя. Ничего нет, одна суета. Он пнул по пустой пивной банке.

Дойдя до больницы, он спохватился, что ничего не купил Наташе. Принялся извиняться, но она держала его за руку и смотрела. «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве…» Похожа на белую пластиковую куклу, очки на тумбочке, в глазах застыли обиженные слезы. Второй раз из-за него страдает женщина, подумал он, припомнив официантку Катю, а второй не проживешь, как первый. Второй проще. Он отвернулся, стараясь не встречаться с ней взглядами.

— Кто тебя, не видела?

— Он ходит неслышно. Совсем неслышно, — прошептала она.

За окном качнулась ветка, прилетела пичуга, спела короткую, быструю песенку и пропала, ветка осталась сиротливо качаться. Надоевшее чувство больницы, запахи, белизна и, как всегда, хорошенькие девушки, очкастые заведующие отделениями и пожилые добродушные уборщицы. Знакомо. За больничной оградой — зелень, чуть продернутая желтизной, птицы и цветение жизни, а здесь тихо, стерильно, режимно. Даже в гостинице лучше.

— Это он?

— Наверное. Возьми снимок и сходи к Павлу Егоровичу. Он кого-то хотел показать, но не решился при Тамаре. Он двигает пальцами на левой руке.

— Хорошо. Тебе нужно что-нибудь?

— Нет. Сходи к Павлу Егоровичу, а потом вернись ко мне. Он в этом же отделении. А фото в гостинице, в ящике стола. Ты как?

— Нормально. В гостинице, за изразцами, оказался сверчок. Вовсю поющий. Заливается.