Я стою миллионы - читать онлайн книгу. Автор: Марина Серова cтр.№ 17

Как мне советовала Галка — большая поклонница китайской кухни, в этом квартале не стоит ориентироваться на дизайн. Весьма скромное на вид место благодаря своей кухне может иметь хорошую репутацию.

Она просветила меня также насчет того, что выражение «китайская кухня» означает семьдесят разных кухонь, каждая из которых насчитывает около ста оригинальных блюд.

Еще не войдя в ресторан, я была втянута в мир непривычных аппетитных запахов, которыми дышали импровизированные жаровни. Повара, выстроившись в ряд прямо под открытым небом, готовили трепангов, осьминогов, гигантские пельмени, знаменитую китайскую лапшу, пекли пирожки, начиненные зеленью.

Один из этих раскосых сынов Китая, чье лицо напоминало печеное яблоко, на своем сюсюкающе-музыкальном языке предлагал какой-то диковинный шашлык. На мой вопрос, что это за блюдо, он, легко перейдя на английский, объяснил, что это шашлык из воробьиных тушек.

Я все-таки не рискнула отведать его, хотя цена деликатеса не превышала стоимость пачки сигарет.

Наконец я вошла в ресторан и заняла место в дальнем углу второго зала.

Несмотря на то что на улице было светло, здесь царил таинственный полумрак, пронизанный солнечными лучами, проникавшими сквозь бамбуковые жалюзи.

Живая музыка, усыпляющее бормотание обедающих в зале, изысканная посуда и ненавязчивое внимание нескольких официантов, сменяющих друг друга с каждой новой фазой трапезы, — все это мое воображение тут же уподобило блаженному оазису среди каменной пустыни обычной нью-йоркской суеты.

Я заказала утку по-пекински — кусочки мяса, которые заворачиваются в специальные блинчики с огурцом, морковью и соусом, — и еще горячий бульон.

Но, полной противоположностью этому приятному времяпрепровождению, в мозгу опять засвербила мысль о возможной причастности Сердюковой к убийству. Не в сговоре ли она с Бронштейном?

Однозначно, им обоим выгодна смерть Эрика: Сердюкова унаследует состояние, а Бронштейн разделит его долю в фирме с Джоном Горбински плюс получит возможность и дальше безнаказанно проворачивать свои делишки, если, конечно, Джон не помешает ему.

К тому же, если он женится на Сердюковой, что вполне может произойти, он прихватит еще и солидный куш от личного состояния Эрика. Если мои предположения не далеки от реальности, то и Джону Горбински может грозить опасность… Надо бы предупредить его при случае, скоро он уже должен быть в Нью-Йорке.

Я, конечно, могу строить свои предположения сколько угодно, но, в конце концов, нужны факты. Может быть, я смогу что-то узнать у Торнтонов?

К ним-то я и собиралась теперь отправиться.

Их галерея располагалась на Пятьдесят седьмой улице Манхэттена, и как раз там сейчас проходила выставка «Искусство нашего века». Эту полезную информацию я почерпнула из путеводителя по картинным галереям и музеям Нью-Йорка, который купила по возвращении из Джерси-Сити.

Да, да, представьте себе, среди известных названий, как-то: музей Фрика, Метрополитен-музей, музей Барнза, музей города, музей современного искусства Соломона Гуггенхейма, галерея Бенджамина Родеси и Интерим Арт, значилась и галерея Торнтонов.

* * *

Нью-Йорк

22 мая

17 час 38 мин

В «Милфорд плаза» я сбросила «рабочую» одежду и, облачившись в черные кожаные клеши и «Фенди», под который натянула сиреневую водолазку, вышла на улицу.

Галерея Торнтонов занимала последний, сорок второй этаж. Скоростной лифт доставил меня туда меньше чем за полминуты. Приличная скорость!

Умные стеклянные двери разъехались, молчаливо приглашая войти. Первый зал представлял собой некое подобие гостеприимного холла, где любой желающий мог приобрести каталоги, альбомы, открытки с репродукциями картин и фотографиями скульптур, выставленных в галерее.

Светло-бежевые стены служили нейтральным фоном для огромных рекламных плакатов с репертуаром проводимых галереей выставок, перед которыми толпился разношерстный люд.

Миновав холл, я прошла в следующий зал, тишина которого, изредка нарушаемая шепотом и приглушенными шагами посетителей, приятно контрастировала с перманентным жужжанием и шелестом, стоявшими в холле.

Бледно-серый цвет стен как бы дополнял звуковой вакуум этого стерильного параллелепипеда. По стенам довольно свободно были развешаны картины современных художников.

Обойдя зал по периметру, я остановила свое внимание на паре неплохих морских пейзажей итальянского автора К. Карра, один из которых — «Пиния у моря» — напомнил мне пейзаж с фотографии, обнаруженной в ящике стола Сердюковой.

Тот же белый прямоугольник стены, песчаный берег и морская лазурь, только вот ни одной фигуры. Лишь сохнувшая на солнце рубаха намекала на присутствие человека.

Следующий зал был овальной формы, нарочито грубая поверхность его бетонных стен являлась фоном для прихотливых авангардистских инсталляций.

Люди кучковались здесь как в холле, с интересом наблюдая, как наполненные газом шары, подобно огромным красным бутонам трепетавшие на тонких нитях-стеблях, вдруг неожиданно один за другим начинали взлетать к потолку, поднимаясь вместе с горшками, к которым они были привязаны.

Все это действо сопровождалось дружным хохотом, криками, возгласами удивления. Непонятно, чему больше радовались люди — самому спектаклю или тому до глупости простому механизму, которому он был обязан: вода, находящаяся в «горшках», постепенно вытекала через небольшие отверстия, просверленные в них, тем самым позволяя шарам подниматься, а так как отверстия были разного диаметра, то шары поднимались не все разом, а поочередно.

В соседнем зале, где холсты были подвешены на длинных шнурках, закрепленных в потолке, царила непринужденная атмосфера богемной тусовки. Гарсоны легко лавировали между экспонатами и кучками ценителей поп-арта, разнося коктейли.

— Е-мое, Коля! — удивленно воскликнула я, когда в налетевшем на меня мужчине узнала своего приятеля. — Какими судьбами?

— Если уж такие далекие от искусства люди, как ты, бродят по галереям, — хлопнул он себя ладонями по ляжкам в раскованной американской манере, — так мне-то уж сам бог велел.

Николай Гладков некогда жил со мной в одном дворе. Мы не то что дружили, но общались довольно часто… Окончив восьмилетку, Гладков без всякого напряга поступил в художественное училище, а потом — в Академию художеств в Питере, тогда еще Ленинграде.

Потом наши пути разошлись, но Николай, как я слышала, был талантливым художником, выставлявшимся не только в Тарасове, Москве и Петербурге, но и за границей.

— У тебя здесь что, выставка?

— Так, несколько работ, — скромно ответил Николай, — а ты шикарно выглядишь!

— Спасибо, Коля, — поблагодарила его за комплимент.

Я действительно неплохо себя ощущала в своем прикиде, тем более что быстро адаптируюсь в любой ситуации: будь то воровской притон или светская гостиная.