Да пусть он придет в себя и честно скажет, что это всего лишь ночной кошмар, галлюцинации, возможно, вызванные употреблением наркотиков.
Остается фактом, что он отсутствовал несколько недель в реальном времени, его тело находилось в лицензированном медицинском заведении — именно в таких заведениях многие представители на протяжении многих лет лечили свои болезни. Он никогда не слышал о кошмаре, который продолжался бы так долго. Может быть, представитель слышал?
Значит, он не отрицает, что эти видения, возможно, были вызваны наркотиками?
Нет, отрицает. Он не принимал наркотиков. Никогда не принимал. Даже теперь не принимает, хотя его врач и посоветовал ему, чтобы прекратились кошмары, которые преследовали его после возвращения. Анализ крови убедит представителя?
Ага, так вот теперь он наконец признал, что у него были кошмары!
Как он уже сказал, эти кошмары — только следствие того, что ему довелось пережить в Аду.
Представитель Эррун не унимался. Он прежде был адвокатом, потом судьей и славился своим умением вести допросы, своей жестокой цепкостью. Она видела, что Эррун исполняется все большей решимостью сбить Прина с толку, оглушить, ошарашить, обличить как лжеца, или фантазера, или фанатика, и она слышала, как Эррун проигрывает. С каждой дополнительной подробностью, которую он извлекал из Прина, очевиднее становился убийственный ужас свидетельства в целом.
Да, в Аду все голые. Да, люди в Аду могут попытаться иметь половые сношения, но это подлежит наказанию. В Аду разрешается только изнасилование. И точно так же в Аду только война формирует основу для любой общественной структуры. Да, люди в Аду умирают. Ты можешь умереть миллион раз, миллион раз агонизировать, и каждый раз тебя будут возвращать для новых страданий, для нового наказания. Демоны — это люди, которые в Реале были садистами, для них Ад — что-то вроде их собственного рая.
Нет, в Реале не так уж много садистов, но их хватает для того, чтобы Ад функционировал, потому что, не забывайте, все это виртуально, и отдельные личности могут копироваться. Вам нужен всего один садист, одна личность, упивавшаяся мучениями других, — вы просто создаете миллион копий.
Да, ему известны заявления о том, что посещения Ада, к которым принуждают людей (и иногда такие принуждения являются частью судебного постановления), являются посещениями Ада, которого на самом деле не существует, или, если он и существует, то лишь в очень ограниченном смысле, пока по ним водят этих злодеев, и что все, кто не возвращается из таких мрачных прогулок, якобы отправляются в чистилище. Но это ложь.
Филхин увидела, что кто-то передал Эрруну записку, и от дурного предчувствия дрожь прошла по ее телу.
Ей показалось, что глаза Эрруна возбужденно и злобно засверкали в предвкушении победы. Тон и манеры старика изменились, стали более степенными, торжественными, он стал больше похож на судью, выносящего окончательный приговор, на палача, наносящего удар милосердия скорее с сожалением, чем со злостью.
Верно ли, спросил он, что Прин отправился в это путешествие или кошмар, в этот предполагаемый Ад вместе со своей женой? Где же она теперь? Почему не стоит рядом с ним и не подтверждает его безумные свидетельства?
Филхин чуть не упала в обморок. Жена? Он взял с собой жену? Он что — сошел с ума? Почему он ничего не сказал — хотя бы ей? Ее охватило отчаяние.
Прин начал отвечать.
Во-первых, женщина, о которой идет речь, была его возлюбленной, партнером, а не официальной женой. Он оставил ее в самом конце их путешествия, когда остался шанс выйти только для одного из них, и ему пришлось принять самое трудное решение в своей жизни, оставить ее там на страдания, а самому бежать, чтобы рассказать правду о том, что там происходит, что в настоящий момент происходит с…
А почему он не упомянул о ней в своем рассказе, в этом — как сейчас было убедительно показано — наборе лжи, полуправд и откровенной фантазии?
Потому что он боялся упоминать о ее участии в этой экспедиции в Ад.
Боялся? Он? Тот, кто, если верить его словам, прошел сквозь Ад и вернулся? Боялся?
— Да, боялся, — сказал Прин, и голос его зазвенел в примолкшей палате. — Я боюсь, что прежде, чем я дам свидетельские показания там, где их действительно должны выслушать — перед Жюри Галактического совета, кто-нибудь, умудренный годами, заслуживающий доверия и обладающий безупречной, безукоризненной репутацией, как и вы, уважаемый господин, подойдет ко мне и потихоньку скажет, что я могу вернуть свою возлюбленную, вырвать ее из Ада, если только я дальше буду молчать о том, что мы с ней там пережили, и даже взять назад те слова, что я уже наговорил. — Прин, моргая, оглядел других членов палаты из противоположной партии, потом кинул взгляд на галерею для прессы и публики, словно только сейчас увидел их. Потом он снова перевел взгляд на представителя Эрруна. — И, уважаемый господин, боюсь, но я приму это предложение, потому что мне невыносимо думать о том, что она будет мучиться там хоть одно лишнее мгновение, и я забуду обо всех остальных, кто находится там, лишь бы вернуть мою возлюбленную, хотя потом всю жизнь буду презирать себя за слабость и эгоизм. — Он испустил глубокий, долго сдерживаемый вздох. — Вот почему я молчал про нее…
Эррун, казалось, наконец, словно осознал завуалированные обвинения в его адрес, содержавшиеся в словах Прина. Он взорвался негодованием, к которому тут же присоединились его приближенные, а еще через мгновение — остальные члены Традиционалистской партии. Через мгновение в палате стоял такой шум, какого Филхин не слышала никогда прежде, даже при полном кворуме.
Филхин показалось, что Прин в этот момент позволил себе улыбнуться: вот тебе и дискуссия в Дискуссионной палате. Но тут же она поняла, что он не улыбался, не мог улыбаться, потому что был абсолютно серьезен и совершенно обескуражен тем, что сделал сейчас достоянием гласности.
Он повернулся и посмотрел на нее. Она, как могла, улыбнулась сквозь слезы и проговорила одними губами: «Молодец», потом кивнула ему, приглашая сесть.
Он кивнул Спикеру и сел.
Но достойный сенатор в кресле Спикера на самом деле не сидел в кресле и вообще не видел Прина. Он стоял на ногах и ревел, размахивая обоими хоботами, пытаясь восстановить порядок. Филхин поняла, что палата выпускает пар, после того как была вынуждена выслушать то, что не хотела слышать, причем от того, кто не принадлежал к их числу. Не говоря уже о том, что этот чужак осмелился намекнуть им на то, что существуют и более высокие инстанции, чем эта их говорильня.
— Ишь как уязвлена их стадная гордыня, — пробормотал Кемрахт у нее за спиной. Спикер тем временем свирепо становился дыбом на задние ноги и хлопал передними. Такого грубого нарушения протокола не наблюдалось уже очень давно.
Новостные службы передали все — ах, эта неожиданная репортерская радость на ничего такого не предвещавшем унылом заседании. Они показали, как нарушает этикет Спикер, вставая на дыбы, словно базарный торговец, они показали Эрруна, который излучал жуткий гнев, — Филхин и не подозревала, что он способен на такое. Но самое главное, они показали Прина: спокойного, безупречного, но искреннего. И его слова, эти ужасные, убийственные, почти невообразимые подробности!