София - венецианская наложница - читать онлайн книгу. Автор: Энн Чемберлен cтр.№ 31

— Рабство не настолько безнадежно и не настолько могущественно, как ты полагаешь, — продолжал Хусаин наш разговор между обливаниями. — Особенно для молодой девушки с такой внешностью и с такими талантами, как у твоей синьорины. И ты должен признать, что она была довольна, когда мы оставили ее, — добавил он. — Ты думаешь, мой друг, что, попробовав тех лакомств, которые она ела на завтрак сегодня, она будет довольствоваться той скромной пищей, что ты можешь ей дать? Прости меня, мой друг, но она избалованная и фривольная молодая женщина. У нее изысканный вкус, и мне жаль тебя, если ты отважишься на попытку удовлетворить его, ты, сирота и моряк.

Поэтому давай не грусти. Позволь мне прислать маленькую чернокожую девочку сегодняшней ночью к тебе опять, и на этот раз ты не прогоняй ее. Испытай удовольствие с ней. Твоя жизнь улучшится, если ты сделаешь так. И к тому же ты выполнишь желание Аллаха. Растворись в ней, и посмотрим, вспомнишь ли ты после этого Софию Баффо. Дочь Баффо смирилась с судьбой, приготовленной ей Аллахом. Мой друг, смирись и ты, — подвел он итог своим размышлениям.

Но пока мы переходили в третью комнату бани, я, отчаянно жестикулируя, дал понять ему, что никогда с этим не смирюсь.

Посреди третьей комнаты находился бассейн, купол над которым поддерживался четырьмя колоннами, которые тоже были явно византийского происхождения. Но я не мог рассмотреть большинство архитектурных деталей из-за пара, который душил меня.

Пар поднимался из бассейна, который напоминал кастрюлю повара, и растекался по всему полу. Пар исходил из серных источников, расположенных в нишах по периметру вокруг бассейна. Пар исходил от кожи турок. Фигуры проплывали мимо меня в потоках тумана. В медленном движении они перемещались и пропадали, как привидения. От давления пара формы расплывались перед глазами.

Очень скоро ничто на земле так не напоминало нижние котлы Дантова «Ада», как турецкие бани. Сцена Фоскари и рядом не стояла с этим явлением лопаточек и люф в качестве хлопушек и бичей и с массажистами в качестве демонов.

— Забери меня отсюда, — умолял я Хусаина, задыхаясь в этой тяжелой атмосфере.

Но, казалось, он вовсе не слышит мои призывы или внезапно перестал понимать итальянский язык. Мои слова терялись в общем гуле смеха и разговоров — или в страхе, который мы испытывали, обнаружив себя объектами вечного проклятия.

У меня не было другого выхода, как только следовать за моим другом в туманную глубь бассейна. Мы придерживали наши бело-красные юбки, так как ткань всплывала на поверхность над нашими талиями, пока вода не пропитала их.

Вода в бассейне была настолько горячей, что здесь можно было бы варить яйца, но я не мог сказать это вслух, так как не мог произнести ни одного звука. Жара действовала на мои связки ужасным образом.

И в этом месте кошмарных мучений я впервые увидел турецкую женщину. Она шла перед нами, пересекая бассейн коротенькими шажочками, как будто бежала от одной двери к другой. Я не видел ее лица, так как она закрывала его руками и сквозь пальцы смотрела на окружающих мужчин — по крайней мере, она не упадет в этот бассейн. У меня не было и тени сомнения, что это женщина, поскольку кровь сразу заиграла в моих жилах.

Большое количество мужчин заинтересованно наблюдали за женщиной, и Хусаину пришлось дать мне некоторое пояснение.

— Ее обвинили в измене, — сказал он, доказывая, что все-таки еще знает, как разговаривать по-итальянски. — Женщина пересекает это пространство, чтобы доказать свою невинность, ее муж и братья наблюдают. У нее нет шаровар, и если она виновна, то ее юбка подымется над ее головой.

— И что будет, если она подымется? — спросил я, больше, чем этой женщиной, интересуясь своим собственным состоянием и несказанно радуясь, что ко мне наконец-то вернулся голос.

— Если это случится, у ее мужа будет право убить ее, как и у обманутого мужа в Венеции. Это испытание — старая традиция, существующая, так же, как эти колонны, с греческих времен.

— Она невиновна, — заключил я, придерживаясь того же мнения, что ее муж и брат.

— Конечно, — сказал Хусаин, глядя в противоположную сторону безо всякого интереса.

— Почему ты говоришь «конечно»?

— Потому что, если у нее хватило мужества сделать это, она невиновна ни на волос. Я предполагаю, что отношение ее к мужу теперь изменится. Она теперь поймет, что муж не единственный человек, которого сотворил Аллах, и что он, восхваляй его каждый, делает больше добра, чем зла. Я могу сказать, что только полный дурак может желать такого испытания для своей жены.

С этими словами Хусаин вернулся к своему занятию, а я должен признаться, был больше поглощен своим дискомфортом, чем возможностью глазеть по сторонам.

Между тем на противоположной стороне появилась новая фигура, которая явно направлялась в мою сторону. Походка этого человека, пожалуй, была даже более женственной, чем у обвиненной женщины.

Я подозревал о странных и неприятных отношениях между мужчинами, но сейчас был просто в оцепенении: женоподобный мужчина с вихляющей походкой чего-то хотел от меня. И тут вдруг Хусаин вышел из воды и начал громко ругаться. На минуту я подумал, что эта тирада направлена против меня и что он забыл, как плохо я понимаю по-турецки.

— Будь проклята ваша религия! — так началась эта речь, где упоминались венецианцы, и дошло до того, что он сказал: «Мой султан засунет свой палец в ваш зад!» и «…они находят обувь ваших дедов под кроватями ваших матерей!»

Я отшатнулся от черноты этих проклятий, как от физического удара. Должен заметить, Хусаин выражался на своем языке лучше, чем на итальянском. Проклятия — это первое, что выучивает путешественник (здесь я вспомнил себя), и если я не мог понять причину оскорбления, я мог хотя бы ответить.

Однако скоро я понял, что объектом его оскорблений был вовсе не я, а тот самый человек, который проходил по противоположной стороне зала.

Я вглядывался в пар и различил, как фигура, играя бедрами, прошла мимо Хусаина и скрылась за углом. И только тогда меня осенила догадка, которую ни я, ни Хусаин не могли четко выразить каждый на своем языке. Боже милосердный! Я был выбран этим гомосексуалистом как самый подходящий кандидат, чтобы разделить его грех. Это случилось потому, что у меня тоже были волосы по плечи, а мой подбородок был безбородым.

Я даже не мог взглянуть на Хусаина, чтобы поблагодарить его за свое избавление. Мой стыд был слишком велик — беспомощность и вина жертвы. У меня не было силы вернуть оскорбление тому, кому оно принадлежало — агрессору. И что надлежало сделать мне, чтобы доказать свою невиновность в этом случае?

Хусаин не предложил мне никакого испытания, только быстро увел меня обратно в ту комнату где мы начинали нашу церемонию. Здесь, в маленьких кабинках, нас ждала наша одежда и прохладный воздух, казалось, снова очистил наши легкие и дал возможность нормально дышать.