Беата пригнула веточку чахлой берёзки, принюхалась.
– Надо же. Весной пахнет. Прямо как в день твоей свадьбы, – неожиданно произнесла она. – И тоже март.
Глаза Гулевского изумленно распахнулись.
– Но откуда?.. Ты ж к тому времени была в Калининграде?
– Была, – подтвердила Беата. – Но – написали. И так накатило, – назанимала у девчонок денег, прилетела. Свадьба ведь была в мотеле «Березовая роща»?
Гулевский обалдело сглотнул.
– Вот за такой березкой и стояла. Тебя в окнах выискивала. А после уж и сама замуж выскочила. Не для кого было больше беречься.
Гулевский рухнул на колени. Растроганный, обхватил ее ноги:
– Бэтушка! Простишь ли когда-нибудь?
Сверху, из-за пригорка, донёсся хруст шагов.
– Встань немедленно, – со смехом потребовала Беата. – Увидят, решат, что ты у меня фитнес-клуб в льготную аренду выпрашиваешь.
Дождалась, пока он отряхнет испачканные колени, подхватила под ручку и потянула вдоль аллеи.
– Рассказывай, что опять стряслось, – потребовала она.
Гулевский принялся оживленно рассказывать. Но то и дело косился на свою спутницу. Слушая, Беата задумчиво наклонила голову к правому плечу. Гулевский любовался этим знакомым с юношества жестом. Правда, прежде, раздумывая, она еще и прикусывала язычок.
– Что бы ты посоветовала? – закончил он, ожидая не столько совета, сколько сочувствия.
– Неблагодарное дело – советы. Меряешь-то их по себе. А они, как костюм, – одному впору, а на другом трещат… Если б ты смог с этим жить, сказала бы: «Забудь. Живи как не было». Так ведь не сможешь? – она вопросительно посмотрела на него.
– Пообещал, что до Страсбурга дойду, – со смешной, пацаньей гордостью объявил он.
– Может, другого выхода тебе и не оставят, – согласилась Беата.
– Но, прежде всего, хочу восстановить доказательства вины младшего Судина. Для начала хорошо бы собрать твоих сотрудников, что видели Судина вместе с Опёнкиным, Аринку твою. Составим заявление…
– Опоздал.
Гулевский удивленно вскинулся. Беата помялась.
– Два часа назад приходили охранники. Те самые! Их с утра вызывали в милицию.
– Заставляли отказаться от показаний?
– Уже заставили. Оба официально подтвердили, что обознались. Ты их не вини, Илюша. У людей свои заморочки. У одного очередь на квартиру с пять лет как зависла. А тут пообещали – разом решить. У другого – сын на наркоучёте. Посадить при желании – раз плюнуть. А теперь вот и Нелли – сам видел. И что ей в самом деле скажешь? У мужа лейкемия. Цена лекарств зашкаливает. Выкарабкиваются за счёт госдотации. Исключат из программы и – всё… И как они всё так быстро о каждом пронюхали?
– Они бы так же ловко преступления раскрывали! – неприязненно бросил Гулевский. Внезапно кольнула догадка:
– Что? Аринку тоже?..
Беата уныло кивнула:
– Об этом и собиралась сказать. Прямо в институт приходили. В кабинет декана вызвали и – уговаривали, что обозналась.
– И?..
– Взбрыкнула, что за свои слова привыкла отвечать… Мне страшно, Илья. Им ведь в самом деле через человека переступить ничего не стоит. Тем более может случиться, что она останется единственной, кто настаивает на своих показаниях.
Беата выжидательно замолчала. Но Гулевский ощутил, как подрагивает прижатый локоток.
– Что ж теперь? – неуверенно произнес он. – Пусть откажется. Тем более, ничего это, в сущности, не решает, раз уж остальные… Если хочешь, я сам уговорю.
– Она не откажется, – возразила, хоть и с благодарностью, Беата. – Слабенькая, но когда упрётся… Да и по совести не могу я её к этому склонять. Она рассказывала, как бойко всех отбрила, и – такая гордая сделалась! Глазёнки как прежде заблестели. Понимаешь? Думала, в Краков к родственникам на время отправить, так ведь слушать не хочет, упрямица!
– Будто медведя, обкладывают, – процедил Гулевский. Вдохновенно прищурился. – Что ж, желаете, чтоб попёр на рогатину? Будет вам – на рогатину!
Отыскал на мобильнике нужный номер, нажал на кнопку, дождался ответа.
– Здравствуйте. Это профессор Гулевский! – представился он.
В трубке взволнованно забулькало.
– Да, на этот раз я согласен. Даже на участие в реалти шоу. Даже с любым Жириновским, – подтвердил Гулевский невидимому собеседнику. – Но только одно непременное условие: прямой эфир. На этих условиях могу подъехать хоть завтра… Да, перезвоните.
Гулевский отключился.
– Помчался к директору канала докладывать о великой удаче.
– А если не захотят? – засомневалась Беата.
Гулевский самодовольно хмыкнул:
– Если б ты знала, сколько лет они меня наперебой обхаживают, заманивают на свои заболтай – говорилки, ты б не сомневалась. К тому же из телеведущих этот у них считается за самого отчаянного. Ради рейтинга – на чёрта рад. Час – от силы полтора и – согласуют дату… Но что ты?
Он заметил, что пухлые губки Беаты задрожали.
– Это же объявление войны, – выдохнула она.
– Другого не оставлено, – скулы Гулевского затвердели. – Только если публично, на всю страну. Чтоб нельзя было затихарить… В этом шанс! Только так, и не иначе! Что скажешь?
– Аринка сегодня перед экзаменом ночует у подруги.
– И…что? – пролепетал Гулевский. Во рту его разом пересохло.
Не отвечая, Беата подхватила его под локоть, повлекла к комплексу. Раскрасневшаяся, она шла по территории Товарищества, демонстративно прижавшись к мужскому плечу, сквозь удивленные, липкие взгляды.
– Ох, и перемоют тебе косточки! – подметил Гулевский.
– Когда есть чего бояться, этого не боишься, – Беата вызывающе подмигнула оторопевшему секьюрити в подъезде.
Гулевский обсчитался. Не прошло и двадцати минут, как перезвонили. Сконфуженный телеведущий сообщил, что сетка на ближайший месяц, оказывается, свёрстана и утверждена. А связаться с руководителем канала, который сейчас на саммите за рубежом, увы, не удаётся. Вне зоны действия сети. Но как только, так сразу.
Гулевский отбросил телефон.
– Уже подсуетились, холуи! – он рубанул воздух и – угодил по запястью Беате. Испуганно подхватил ее руку, лизнул ушибленное место.
– Ничего, Илюша, – успокоила его Беата. – Прорвемся.
Её тёплое дыхание, лучащиеся глаза, кружащий голову аромат духов, – Гулевский ощутил, что утопает.
– Так простила?
– Пока до утра, – в глазах её закосили знакомые чёртики.
– А можно на всю оставшуюся жизнь? – взмолился Гулевский, подхватывая её на руки.