Мы финишировали, как десантники, спрыгнув с трехметровой высоты: я на землю, Дрюня мне на руки. Ограда полигона оказалась ближе, чем я думала, буквально в десяти шагах. Глаз различал отдельные колючки на проволоке.
И все бы хорошо, но моя невезучесть вырыла на пути широченный ров с отвесными стенками и заполнила его зеленой цветущей водой.
– Противотанковый, – авторитетно сказал Дрюня. Он совсем не расстроился.
Часовой на вышке вспомнил про службу и нагнулся к окулярам стереотрубы. Только этого не хватало! Я оттащила Дрюню в кусты.
– Правильно, лучше не светиться, – одобрил брат. – А то поймают раньше времени.
Ну, я и взвилась! Сама не знала, что могу так орать:
– Раньше КАКОГО времени?! Что еще ты задумал, чудовище?! Сколько можно меня мучить?!
Дрюня ответил ясным детским взглядом, означавшим: «Еще вопрос, кто кого мучает. Но я молчу. Издевайся! Пожалуйста! Будет и на моей улице праздник!»
Дальнейший наш путь был ясен: идти, пока не кончится ров, а там пролезть за ограду и – к дому. Пришлось красться по кустам, придерживая ветки, чтобы не заметил часовой. Искалеченная роща кончилась, и на опушке мы увидели еще один танк. Этот был современный, с приплюснутой башней и железными коробочками по всей броне. По танку много стреляли. С одного бока коробочки где отвалились, где развернулись от взрыва, как цветы с рваными лепестками.
– Динамитная
[6]
броня, – просветил меня Дрюня. – В этих ящиках взрывчатка. Наташ, давай наковыряем себе немножечко! В хозяйстве взрывчатка всегда пригодится.
– В нашем не пригодится. Зачем нам взрывчатка, когда есть ты! – сказала я и потянула Дрюню дальше.
– Не понял! – басом взревел хозяйственный брат, повисая у меня на руке. – Ну, хоть посмотреть поближе!
– Ты наказан.
– За что?!
– За свиноубийство и сестроразукрашивание. Будешь сидеть взаперти, пока твои художества не сойдут у меня с лица. По-моему, справедливо, мне ведь тоже придется никуда не выходить.
– А за сестроспасение? – ангельским голоском напомнил этот подлиза.
– Мороженое. Я от своих слов не отказываюсь.
– Десять мороженов! – напомнил Дрюня.
Я сказала: «Само собой», он перестал на мне виснуть, но все время оглядывался на танк. Чувствовалось, что созревает план следующего побега.
Мы удалялись от военного городка. Пропала из виду вышка с часовым, пение труб становилось все тише, и только барабан отчетливо бухал, отбивая шаг. Потом и он смолк.
– Поотделенно, в две колонны… – заговорил голос из репродуктора. – Правое плечо вперед… В столовую… Арш!
Я думала, что пора обедать, а у меня ничего не приготовлено. И папа скоро вернется. Успеть бы постирать. У дяди Саши на кухне отличная машина, «Бош», успею…
– Наташа! – Дрюнька вдруг попятился.
– Что еще, – вздохнула я, – пулемет для домашнего хозяйства?
Закусив губу, брат глядел перед собой. Некоторые вещи он замечает раньше меня, потому что смотрит снизу. Я наклонилась и увидела…
В двух шагах от нас под кустом лежала кабаниха. Ее открытые глаза помутнели, как исцарапанная пластмасса. Из ноздрей вяло текла кровь. Лужа набежала огромная, как будто на землю опрокинули ведро с краской.
По розовой отметине на пятачке я узнала свою преследовательницу.
– Дохлая. – Я взяла брата за руку. – Пойдем, нам уже недалеко.
Дрюня упирался:
– А почему дохлая? Ее волк загрыз?
– Нет, волков же постреляли, Пороховницын говорил. Она подорвалась на снаряде. Стала рыть землю и подорвалась. А ты здесь шатаешься без спросу! – сказала я, не веря ни Пороховницыну, ни себе.
Кабаниху убило от силы пятнадцать минут назад, кровь еще не свернулась. Мы были поблизости, но взрыва не слышали. И воронки не осталось. Еще вчера, когда папа с Пороховницыным говорили о загадочной гибели дяди Саши, я запомнила: был взрыв – должна остаться воронка. Весь полигон изрыт ими, как Луна кратерами, и рядом с кабанихой воронок хватает, но старых, заросших травой.
Значит, все-таки волк?
Дрюня поскуливал и рвал у меня руку. Не отпуская его, я шагнула к мертвой кабанихе. Красные ручейки из ноздрей, глянцевая лужа крови… Посмотрю, и пойдем. Уж следы зубов как-нибудь узнаю. Я присела над кабанихой, и к горлу подступила тошнота.
Под кустом лежала только половина туши. Обрывки кожи, кишки висели лохмотьями.
У меня затряслись коленки. Какой там волк, прикиньте, – полсвиньи откусить! Был бы ровный срез, я бы решила, что здесь поработали штыки или заточенные лопатки солдат. А так на ум приходил динозавр из «Парка юрского периода».
Дрюнька отважился посмотреть сквозь пальцы, испугался и заревел. Пришлось заткнуть ему рот.
Хищники не уходят далеко от добычи. Спасти нас могла только тишина: идти куда шли, крадучись, не задев ветку, не хрустнув сучком под ногой. А бежать бесполезно. При такой пасти должны быть и ножищи… Какие же у этой твари ножищи?! Сколько шагов она делает на десяток наших?!
Боже, помоги моему неразумному брату и мне, Влюбчивой Вороне!
Я шла без чувств и мыслей, как марионетка. В голове продолжал греметь барабан: бум-м – бам, левой-правой, что там сзади? Безразлично, не успеем убежать, не успеем, не успеем, бум-м – бам.
Спотыкаясь и поскуливая, волочился за мной Дрюня. Я не чувствовала его руку в своей и сжимала все сильнее.
Левой-правой, вот ограда, надо как-то перелезть.
Прижав ногой нижние нитки колючей проволоки, я подтолкнула Дрюню в щель и пролезла сама. Две глубокие царапины на спине я обнаружу только в ванной, и тогда ко мне вернутся обычные страхи: проволока ржавая, зараза могла попасть в кровь… А в тот момент я ничего не почувствовала. Шла и радовалась тому, что иду, и что в кроссовках у меня хлюпает, и что болят натертые до пузырей ноги.
Ноги болят – значит, их не откусили.
А Дрюнька заснул, как только мы вошли в прихожую, со снятой кроссовкой в руках.
Когда-нибудь у него будет маленький сын. Он отомстит за меня.
Глава XVIII. В памяти полковника
Компьютер – зеркало души. С первого взгляда в меню отличишь комп бухгалтера от компа мальчишки. Со второго – поймешь, работяга человек или бездельник. Пошарив часок в памяти, узнаешь его тайны.
Одну тайну дяди Саши я узнала даже раньше, чем увидела меню: доктор технических наук оказался типичным ламером! (Хотя старику простительно: трудное детство, телефоны с проводами, ни разу не персональные компы с двухэтажный дом.) Я так и видела дядю Сашу, в муках выбирающего пароль доступа для своего новенького компа. Он, конечно, знает, что свое имя или день рождения не годятся – могут угадать. От примитивных вариантов «сезам», «ключ» тоже отказывается сразу. Вообще, пароль не должен быть осмысленным словом. В конце концов мозг изобретателя порождает суперпароль из бессистемного набора букв и цифр. Дядя Саша прикидывает, сколько месяцев уйдет у супротивника на подбор вариантов, и довольно смеется.