Большая книга ужасов-56. Глаз мертвеца. Кошмар в наследство. Повелитель кукол - читать онлайн книгу. Автор: Анна Воронова, Евгений Некрасов cтр.№ 30

– Программистом, – выложил папа (вообще-то веб-дизайнером, но это для него слишком сложно). – Она уже зарабатывает помаленьку: рисует картинки в 3D и продает.

Пороховницын помолчал и выдал:

– Так ты рисовать умеешь! А можешь стенгазету? Краски, ватман – все есть, только художник у нас дембельнулся.

Он оказался компьютерным неучем, хуже папы. Комп изучал у себя в военном институте, но быстро позабыл за ненадобностью… Пришлось объяснить кое-какие вещи, которые сейчас в школе проходят. Лейтенант изумленно качал головой и задавал детские вопросы. Иногда мне казалось, что дядя шутит. Ну, может ли человек с высшим образованием не знать, что те же картинки в 3D рисуют на компе, а не красками на ватмане?

– Вэвэ! – опять обозвался папа и расшифровал: – «Выпендрежница великая».

Кажется, ему не удалось подпортить мне триумф. Я спиной чувствовала, что Пороховницын меня зауважал.

Папа стал расспрашивать, как погиб дядя Саша и почему из этого делают тайну.

– Уже не делают, – отвечал Пороховницын. – Есть заключение технической комиссии: подорвался на пластиковой мине, их тоже испытывали у нас на полигоне. Только чепуха это. Я здесь нагляделся, как мины рвутся – совсем не та картина. Покромсало Александра Григорьевича сильно, а осколков не нашли, вот и постановили: мина, пластиковая, безосколочная. В комиссии было два генерала, не могли же они написать: «Сами не знаем».

– А в чем ошибка? – не понял папа.

– Так и воронки не было!

Насчет воронки я еще поняла: раз что-то взорвалось, то в земле должна была остаться яма. А дальше они заговорили про какой-то стакан, который не нашли. Пороховницын таинственным полушепотом сообщил, что и пахло на месте взрыва не так. Взрывчатки он здесь нанюхался: и тола, и пластита, и гексогена, и аммонала, и американской «Си-4», но мина, убившая дядю Сашу, оставила другой, ни на что не похожий запах. Сошлись они с папой на том, что мина была несерийная, какой-то опытный образец, забытый на полигоне, может быть, сотню лет назад.

– А вдруг террористический акт? – предположил папа. – Дядя Саша как-никак оружие изобретал.

– Да ничего он уже не изобретал. Состарился сильно за последние годы, – неохотно сказал Пороховницын. – Ты, Сергей, не представляешь, какой он дурью маялся.

Царапнув меня по щеке звездочкой на погоне, он потянулся к папе и бестактно зашептал ему на ухо.

Я спросила:

– Может, мне выйти?

Папа удивился:

– Почему шепотом?

– Сиди, я уже все, – серьезно сказал мне Пороховницын. А папе ответил: – Не при детях же!

– При этих детях можно, а то, если шептаться, они еще хуже навыдумывают, – заметил папа.

– А вот наш знаменитый музей валенок, – невпопад сообщил Пороховницын.

Я подумала, что тайну мне сегодня не выдадут. Лейтенант будет молчать из уважения к дяде Саше, а папа – из уважения к лейтенанту.

– Может, он в историческом смысле интересовался? – спросил папа.

Пороховницын опять было полез шептать, но раздумал и, явно переступая через себя, ответил вслух:

– В том-то и дело, что он РЕЦЕПТЫ искал. Заглянем потом на чердак, у него там целая лаборатория: повыписывал из разных стран всяких снадобий, даже человеческую голову сушеную. На книжки, по-моему, всю свою Государственную премию грохнул: там есть редкие, семнадцатого века. Читал целыми днями и жаловался: «Темнят, недоговаривают, повторить невозможно!»

Ага, подумала я, рецепты! Может, он занимался самолечением? Знаем мы этих старичков-здоровячков, которые пьют мочу и спят в обнимку с любимой клизмой. Тогда ясно, отчего Пороховницын стыдится за полковника.

В мою догадку не вписывалась только сушеная голова. Что с ней делать – принимать перед обедом в толченом виде? На многое способен человек, чтобы догнать уходящее здоровье. Но заниматься людоедством?! Нет, это уж слишком.

Бродвей закончился. Тряская булыжная мостовая перешла в шоссе со свежим асфальтом, а старинные особнячки сменились коттеджами со спутниковыми тарелками на крышах. Редкие прохожие чин чинарем шли по тротуарам, и папа прибавил скорость. Промелькнул последний коттедж, и мы, как в стену, въехали в темноту. Папа включил дальний свет. Справа, под обрывом, горел, отражаясь в реке, зеленый огонек бакена, слева было поле и смутно темнеющий вдали лес.

– Алло, гараж! – спохватилась я. – Мы разве не в город едем?!

– Практически в город, – туманно подтвердил папа.

– А на самом деле?

– Еще километров семь осталось.

– Здесь была ничья земля, на случай если снаряд с полигона полетит не туда. А когда полигон закрыли, все земли перешли к городу, – объяснил Пороховницын. – Раньше у Александра Григорьевича был почтовый адрес – деревня Песчанка Нижнемеленского района, а теперь – Нижние Мели, улица Войтова, дом один, а дома два пока нет.

«Войтова» он произнес с нажимом, и до меня дошло, что это же дядя Саша. У нас другая фамилия – Михайловы.

Унылая фигурка провинциального родственника становилась все интереснее. Главное, сушеная человеческая голова. Зачем?

Пороховницын, подвязав на пояс кухонное полотенце, хлопотал у стола. Глянуть со стороны – вылитая диснеевская бегемотиха в балетной юбочке. Мы с папой не были допущены к хозяйству и дожидались на диване, когда лейтенант пригласит нас ужинать. Тут же положили спящего Дрюню. Он так и не выпустил клеточку с морским свином.

– Окорок домашний, копченный на ольховых веточках. Огурчики, редисочка – все свое, – с уморительной домовитостью хвалился Пороховницын. – Скатерку эту моя бабуся вышивала для Александра Григорьевича в знак благодарности. Я же после военного института попал на Кавказ. Трех месяцев не отслужил – бац, приказ: перевести в распоряжение начальника полигона полковника Войтова. Ребята мне говорят: «Что ж ты молчал, что у тебя такой родственник?» А я: «Какой родственник! В деревне жили через забор».

– Не поверили? – спросил папа.

– Да я бы и сам не поверил. На полигоне чем хорошо? Начальство далеко, Волга близко – курорт. Сюда такие зубры просились! Майоры с военным опытом, не то что я, лейтеха. Но у Александра Григорьевича были свои соображения: майор, он приедет и уедет, а я местный, я еще сюда вернусь жизнь доживать. Поэтому я тут буду разминировать до чистой земли, чтобы никто не сказал, что после моей работы на полигоне ходить опасно… А домик мой родной, вон он где стоял, – тыча пальцем в темное окно, добавил Пороховницын.

Я спросила:

– А теперь он куда делся?

– Снесли вместе с деревней. Раз прилетело с полигона облачко, накрыло стадо коров – и через минуту все стадо вверх копытами. После этого нас за неделю переселили в Нижние, а деревню пустили под бульдозер. Один Александр Григорьевич свой дом отстоял. Поставил вокруг солдат с автоматами и говорит: «Дом начальника полигона – военный объект».