Домик, где она провела ночь, был форменной развалюхой. Деревянные стены отсырели насквозь. По доскам расползлись колонии грибов, сквозь дыры в сгнившей крыше проникали щупальца ползучих растений. Невелика разница – спать внутри или под открытым небом в лесу.
Сняв со стропилины попятнанный красным соком сверток, Дун развернула тряпочку. Внутри было немного ягод, припасенных со вчерашнего вечера. Впервые обнаружив эти ягоды, крупные, сочные, ярко-малиновые, она нерешительно съела несколько штук и стала ждать: вдруг окажутся ядовитыми? Но ничего не произошло, и Дун с жадностью принялась их собирать. Набив желудок до отказа, она собрала еще несколько горстей – на завтрак.
Увы, позавтракать не удалось. Заглянув в сверток, Дун увидела, что ягоды уже начали портиться и зарастать какой-то серой паутиной. Она с отвращением бросила их наземь. Подобрала два своих ножа и вышла на солнечный свет, радуясь, что покидает заплесневелую хижину.
Присев на краю скалы, Дун стала слушать невыносимо звонкую перекличку птиц и шорохи из густого подлеска. Она чувствовала себя измотанной и почти побежденной. Со времени побега из горной крепости Дун упорно двигалась на запад, туда, где садилось солнце. Она верила: если достаточно долго идти в том направлении, впереди рано или поздно покажется Город. Ей пришлось пересечь несколько рек, и девушка могла выбрать путь на юг или север, но боялась заблудиться окончательно. Беда была в том, что именно на западе, куда Дун стремилась, местность неизменно оказывалась самой неприступной и непроходимой. Дун лезла на крутые откосы, потом съезжала по отвесным спускам, сражалась с густым заоблачным лесом…
Воды у нее было в достатке, хватало и пищи. Тем не менее день ото дня девушка чувствовала все возрастающую слабость. Не суждено ли ей погибнуть в этих жутковатых местах? В этом случае тело очень скоро сожрут бегающие и ползающие твари, которых она видела постоянно. Дун была солдатом и спала на земле чаще, нежели в постели, она привыкла к тому, что под одеяло могли забраться насекомые, а то и маленькие зверьки. Но с таким наводящим оторопь изобилием лесной жизни Дун не сталкивалась никогда. На Выступающий берег, к Индаро, она попала из сельской местности на далекой южной окраине Города. Всей ее родне приходилось от рассвета до заката трудиться в полях, чтобы уговорить каменистую землю родить зеленые растения. Здесь же была сущая теплица, набитая плодороднейшей почвой. Брось зернышко – и, еще толком не долетев до земли, оно выпустит корни и потянется к небесам…
От всего этого Дун было не по себе. Она даже отчасти тосковала по вытоптанным бранным полям, где засыхали побелевшие кости ее друзей.
Она не привыкла к одиночеству, но вот уже без малого сто дней была предоставлена самой себе. После предательства Сароан пятеро пленников, окруженные неприятельской конницей, много дней ехали к далеким горам на востоке, у самого горизонта. Дорога оказалась очень долгой. Потом половина отряда отделилась и ускакала на север, а Дун, Индаро и остальных повезли сперва предгорьями, потом через высокий перевал – и дорога неизменно вела на восток. Они пересекли широкие реки и холодное плоскогорье, спустившись с которого и оказались в здешних лесах. Пышных, зеленых, разделенных ревущими потоками…
Их кормили не особенно сытно, но так, что у всех хватало сил держаться в седле. Когда выехали на плато, Ловчий потерял сознание и свалился с коня. Дун со страхом ждала, что его просто-напросто бросят умирать, но нет. Северянина взвалили на лошадь и повезли дальше между двумя всадниками.
Днем остальных четверых держали врозь, а ко времени вечерних привалов у них уже не оставалось сил для разговоров. Они кое-как сползали с лошадей и немедленно засыпали, ведь на рассвете нужно будет опять садиться в седло. Дун умудрилась подхватить лихорадку, ее бросало то в холод, то в пот, она еле удерживалась на коне. Индаро заботилась о ней как могла и озабоченно осматривала рану в бедре, опасаясь заражения. Тогда-то она и отдала Дун свой ярко-красный камзол – и ради тепла, и в утешение.
Фелл все молчал… Какие приказы он мог дать им?
Однажды вечером, когда они лезли все выше в горы, всадники не остановились даже с наступлением сумерек. Ехали в темноте, находя дорогу по звездам. Наконец впереди показались огоньки, а копыта застучали по гулким камням. Перед всадниками замаячили высокие стены.
Думая о том, куда их везли, Дун почти не сомневалась: дойдет дело до заключения, и их с Индаро наверняка посадят вместе. Ей и в голову не приходило, что ее могут отправить в одиночку. Это обстоятельство более всех остальных подогрело в ней жажду побега.
Дни тянулись невыносимо. Она не обращала внимания на смуглых маленьких женщин, приносивших еду, – лежала на топчане, глядя в потолок и ожидая вызова на допрос. Когда же наступил этот день – стала действовать. Следом за маленькой женщиной в комнату вошел бородатый здоровяк и жестом велел ей идти с ним. Дун медлительно спустила ноги на пол, изображая не то лень, не то усталость… и вдруг шарахнула стражника прямо в челюсть.
Он упасть еще не успел, когда следующим ударом она отправила на пол перепуганную женщину, схватила у солдата нож и пырнула его в живот. Бросилась к двери и выглянула наружу, ожидая увидеть еще стражу, но там никого не было. Дун живо раздела убитого стражника и натянула его одежду, в том числе и тяжелый шлем. Она знала, что ее маскарад не выдержит и беглого взгляда, но уже сгущалась ночь. Дун закрыла и заперла за собой дверь камеры и уверенно направилась к главным воротам крепости; насмотревшись в окошко, она знала дорогу. Затаившись в тени, она стала ждать своего шанса, со страхом думая, что вот сейчас поднимется переполох…
Наконец ворота распахнулись, пропуская внутрь вереницу повозок с едой. Дун просто пересекла двор и вышла. Все оказалось легче легкого.
И вот теперь, глядя со скалы на реку внизу, она знала, как ей следовало поступить. Пробиваться дальше на запад больше было нельзя. Дорога оказалась слишком тяжела. Дун не могла прокормиться, да и сапоги скоро каши запросят. Возможность оставалась одна: спуститься к реке и следовать по течению. Может, лодку найти… Посмотрим, куда вода приведет!
Стоило принять решение, и на душе сразу полегчало. Дун поднялась на ноги и стала искать тропинку вниз.
23
В последующие годы Шаскара ни разу не упоминал о той их первой встрече, когда Фелл еще носил имя Эриш и был сыном недавно умершего Льва Востока.
Вторая встреча мальчика и полководца выдалась совершенно иной.
Эриша и других ребят, вернувшихся живыми из леса, отвели в самые глубокие подземелья под Алым дворцом. Пока длился спуск, они очень боялись, что вот сейчас он кончится и с ними будут делать такое! Но тоннели, растянувшиеся на долгие лиги, вели все вниз и вниз, и в конце концов Эришу захотелось какого угодно, но отдыха. После всех переживаний минувших дней, жуткого бегства от собак, потом восторга и после этого опять страха мальчишки попросту выдохлись. Самый старший из них лишь с большой натяжкой мог быть назван юношей, самый младший был и вовсе еще дитя.