Лобное место. Роман с будущим - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 12

Толпа глуха. Витя Файнберг рассеянно и близоруко улыбается.

Вдруг свисток, и от Мавзолея бегут шесть-семь мужчин в штатском — все показались мне высокими, лет по двадцать шесть — тридцать. Налетели с криками: «Они продались за доллары!» Вырвали лозунги, после минутного замешательства — флажок. Один из них, с криком «Бей жидов!», начал бить Файнберга по лицу ногами. Костя Бабицкий пытается прикрыть его своим телом. Кровь! Вскакиваю от ужаса, потом, присев на корточки, платком вытираю Виктору окровавленное лицо. Другой колотил Павлика Литвинова сумкой. Публика одобрительно смотрела, только одна женщина возмутилась: «Зачем же бить?!» Штатские громко выражали возмущение, поворотясь лицом к публике.

Минут через пятнадцать подъехали машины, и люди в штатском, не предъявляя документов, стали волочить нас к машинам. Единственное желание — попасть в машину вместе со своими. Рвусь к ним, мне выворачивают руки. В одну машину, нанося торопливые удары, впихнули пятерых. Меня оттащили и посадили в другую машину. Со мной посадили испуганного юношу, схваченного по ошибке. Матерясь, повезли на Лубянку, позвонили, выругались и повернули к пятидесятому отделению милиции…»

Дойдя до конца первой страницы, я возмутился:

— Почему я должен это читать?

— По кочану! — снова нахамил Акимов. — Ты сценарист или хрен собачий? Ты видишь, какое это кино?

— Конечно, вижу. И даже знаю название — «Их было восемь»…

— Нет, их было семь! Восьмая, эта Баева, соскочила, раскаялась. Но это неважно — семь их было или восемь на всю страну! Представляешь? Это шестьдесят восьмой год! Советский Союз — сверхдержава, полмира держим в руках! Чехи попробовали рыпнуться, Брежнев кинул на Прагу танки и полмиллиона солдат — и что? Даже от Запада — никаких санкций! Никто не пикнул! И только в Москве нашлись восемь безумных, которые вышли на Красную площадь с плакатами: «Свободу чехам!»…

Я снова изумленно смотрел на Акимова. С каких пор он стал оратором? Когда и где набрался этих политических знаний?

А он продолжал:

— И одна из этих безумных — тридцатилетняя пигалица величиной… ну, я не знаю… как Юлия Савичева! Но с грудным ребенком. Представляешь? Ты в каком году родился?

— В шестьдесят восьмом…

— А в каком месяце?

— В мае…

— Ну вот! А теперь представь: это твоя мать везет тебя в детской коляске на Красную площадь, и у тебя под твоей пухлой задницей плакаты за свободу Чехословакии! Ты ждешь, когда она достанет сисю и будет тебя кормить, а она достает эти плакаты и чешский флажок! И тут же набегают гэбэшники, бросают тебя и твою мать в машину, везут на Лубянку, и по дороге твоя мать кричит в окно: «Свободу чехам!», а гэбэшница на твоих глазах бьет ее по зубам. А? Это кино или нет?

— Откуда ты взял, что ее по дороге били по зубам?

— Я прочел! Это она сама написала, Горбаневская!

— Тебе? Прилетела из Парижа и написала?

Акимов открыл пятую бутылку пива, выпил ее прямо из горлышка и чуть поостыл. Потом сел за кухонный стол и сказал уже спокойнее:

— Ладно, старик. Хоть ты и еврей, но все-таки не такой умный, как выглядишь. И это утешает. Наталья Горбаневская собрала целую книгу документов и мемуаров о тех событиях. «Полдень» называется. Как их брали, как допрашивали и всем дали срока, а ее как кормящую мать отправили не в тюрьму, а в психушку.

— И срока им шила твоя бабушка, это я уже слышал.

— Вот именно… — Акимов попробовал выжать из бутылки в стакан еще несколько капель пива.

— Но какое это имеет отношение к украденной «Волге»? Куда ты на ней ездил и с кем?

— Куда-куда… — произнес он ворчливо. — На освоение объекта.

— Не трынди. Я звонил Тимуру Закоеву, ни на каком освоении в ЦДЛ ты не был.

— В ЦДЛ не был, а на Красной площади был.

— На какой еще Красной площади? Что ты несешь?

Акимов глубоко вздохнул:

— Ладно, слушай. Привидение, которое ты видел у нас на съемке, это не Наталья Горбаневская. Это актриса, которая в две тысячи тридцать четвертом году играет Наталью Горбаневскую в фильме «Их было восемь»…

Таак! — подумал я, час от часу не легче! Это не Горбаневская прилетела к нам с парижского кладбища, а актриса из будущего. Очень хорошо! То есть Акимов уже допился до того, что входит в миражи с двух бутылок пива! Как мог Свиридов выпустить его из психушки, когда у него явная шизофрения и галлюцинации на почве алкоголизма?

Тут Акимов прочел мои мысли и сказал:

— У тебя есть бабки? Мы можем сходить за пивом? Только не смотри на меня как на психа. Я алкаш, но не шизофреник.

— Сережа, все психи так говорят.

— Может, и говорят, но кино не снимают. А я завтра днем буду в ЦДЛ снимать Булгакова, а ночью на Красной площади — «Их было восемь». И знаешь почему ты угадал название? Потому что это ты напишешь сценарий.

— Секунду! — сказал я. — Две бутылки назад ты сказал, что будешь снимать этот фильм в две тысячи тридцать четвертом году. А теперь — что завтра ночью. Ты все же определись. По бутылке на десять лет — это не много?

— Тоша, — мягко произнес Акимов. — Я не антисемит, лысыми клянусь. Но иногда твои подначки выводят меня из себя, и я могу снова дать тебе в рожу.

— Спасибо, что предупредил, — и я правой рукой взял за горлышко пустую бутылку.

Акимов проследил за этим жестом и тоскливо перевел взгляд за окно. Там уже смеркалось.

— Н-да… — Он посмотрел на часы. — Без четверти десять. Через пятнадцать минут супермаркет закроется, мы останемся без пива.

Я понял его намек и сказал:

— Хорошо. Я даю тебе три минуты на честное признание — зачем и с кем ты стырил мосфильмовскую «Волгу». Если скажешь, мы за пять минут добежим до супермаркета.

— А может, наоборот? — попросил Серега. — Я тебе всё расскажу, клянусь!

И умоляюще заглянул мне в глаза.

— Старик, — сказал Акимов. — Через двадцать лет «Мосфильм» будет совсем другим…

В супермаркете на улице Пырьева немецкого пива уже не было, мы взяли чешское «Пльзеньский Праздрой» и сидели теперь во дворе акимовского дома на той самой скамейке, где он меня нокаутировал. Было сколько-то после десяти, жара спала, никто не скрипел на детских качелях, и вообще, было хорошо. Конечно, от немецкого пива было бы еще лучше, но все хорошее всегда кончается быстрее, чем нужно. К тому же говорить о демонстрации в защиту Чехословакии правильнее под чешское пиво.

Акимов допил первую бутылку и продолжил:

— Тогда, в две тысячи тридцать четвертом, мы уже не будем снимать ни телесериалы «Боронины-Хренонины», ни ремейки «Кавказской пленницы». Мы будем делать настоящее кино, — и он поднял руку, упредив мой вопрос «Откуда ты знаешь?». — Стой, не перебивай! Я знаю, потому я там был. Ты же видишь, я абсолютно трезвый. А позавчера, когда увидел на нашей площадке Наталью Горбаневскую — ну, не ее, конечно, а ту актрису, которая ее сыграет, — я был еще трезвей. Так?