Слова потекли сами собой, Эрик был не в силах остановить их:
— Он продолжает держаться вблизи американской воздушной границы и намерен кружить, пока не иссякнет запас топлива. Если он не запросит разрешения на аварийную посадку в какой-нибудь другой стране, самолет собьют или же он рухнет в океан.
Эрик вжался в кресло. Он вспомнил, что ему нельзя привлекать внимание пассажиров.
— Черт, он сошел с ума! Несет что-то насчет Вашингтона, в то время как наша конечная цель — Нью-Йорк.
Алекс возвысил голос:
— Вашингтон? Эрик, ты сказал — Вашингтон?
Эрик содрогнулся. Последний раз Алекс говорил таким тоном, когда мать лежала при смерти и доктор объявил, что ей осталось недолго.
«Мы сделали все от нас зависящее, — сказал тот. — Лена не доживет до Рождества».
Эрик хорошо запомнил этот день. Голос отца не одну ночь раздавался потом в его ушах.
«Я понимаю, — ответил тогда Алекс доктору. — Вы должны объявить мне, что она умрет и я останусь один. Но я прошу вас попытаться еще раз. Сделайте хоть что-нибудь! Что угодно!»
Доктор покачал головой, и отец принялся на него кричать, а Эрик с сестрой заплакали. Тогда Эрику больше всего хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами и поглотила их всех.
Но с тех пор прошли годы. На этот раз у Алекса хватило самообладания взять себя в руки.
— Эрик, я буду краток, — сказал он. — Мы пришли к тем же выводам, что и ты. Не стану вдаваться в подробности, тем более что это бесполезно. И то, что ты упомянул Вашингтон, тоже не предвещает ничего хорошего. Мы сами гадаем, каким образом ко всему этому причастен Карим. Он говорил что-нибудь о бомбе?
Эрику хотелось разузнать больше о Вашингтоне, но времени расспрашивать не было.
— И не один раз. Похоже, он не сомневается, что в багажном отделении находится взрывное устройство. Все это в высшей степени странно. Ведь при той системе контроля, которая действует на трансатлантических рейсах, пронести на борт бомбу практически невозможно, и Карим понимает это не хуже нас. Тем не менее он неуклонно следует инструкциям террористов.
— У нас есть основания полагать, что он не изменит своего поведения. Он до конца будет руководствоваться этой запиской. Ты меня понимаешь?
Эрик молчал.
Отцу ничего не надо было объяснять. Он и его коллеги уже знали то, о чем здесь, на борту, только догадывались. Но главное, обе стороны пришли к одному и тому же выводу: опасность исходит в первую очередь от Карима.
— Я не думаю, что на борту есть бомба, — услышал Эрик собственный голос. — Самолет надо посадить.
— Но Карим этого делать не станет, и ты это понимаешь.
Эрик понимал все и ничего. Почти ничего.
— Так что с Вашингтоном? — В трубке послышался треск. — Папа?
— Я здесь, Эрик. Не будем сейчас о Вашингтоне.
— Но…
— У нас нет времени. Эрик, ты должен взять управление самолетом на себя. Немедленно. Ты слышишь?
— Слышу. Это как раз то, о чем я сейчас подумал.
— Но Карим сильнее тебя.
— Я что-нибудь придумаю.
— Не сомневайся, действуй. Помни, у тебя только одна попытка.
Эрик молча кивнул.
— Ведь ты можешь посадить машину?
— Разумеется. Именно для этого меня и взяли на борт. — Эрику показалось, что его отец улыбается.
— Знаю, просто хотел услышать это от тебя.
На этом их время вышло. Пора возвращаться в кабину пилотов. Он должен одолеть Карима и сесть за штурвал. Он стукнет его бутылкой по голове.
— Еще созвонимся, — пообещал он отцу.
— Обязательно.
Эрик завершил разговор. Если отцу не суждено больше когда-нибудь услышать его голос, оба они будут жалеть о таком скором прощании.
Эрик направился в бар и попросил Лидию дать ему бутылку в пластиковом пакете. Бортпроводница посмотрела на него озадаченно, но воздержалась от вопросов. Перешагивая через ступеньки, Эрик начал подъем на верхний этаж самолета, в кабину пилотов.
У двери он помешкал пару секунд, прежде чем нажать кнопку. Все правильно. Он должен положить конец этому кошмару.
49
Вашингтон, округ Колумбия, США, 13:55
Итак, самолет будет сбит. Брюс Джонсон не удивился последним новостям из ЦРУ. Карим Сасси непоколебим. Он продолжает держаться вблизи воздушной границы США и не думает запрашивать посадку в другой стране.
Что, черт возьми, с ним происходит?
Не то чтобы для Брюса не существовало ничего святого. По крайней мере две вещи он чтил: семью и свою страну. Горе тому, кто покусится на благополучие тех, кто близок Брюсу, одна мысль об этом приводила его в ярость. То, что ему дорого, Брюс был готов защищать любыми средствами.
Но то, что делал Карим и его сообщники, заставляло его содрогаться от ужаса. Взять в заложники четыре сотни ни в чем не повинных людей, чтобы, поставив на кон их жизни, попытаться изменить политику двух государств! За что должны умереть все эти люди? В этом отношении Брюс Джонсон не понимал Карима, как ни пытался.
«Всегда можно решить дело миром, — учил его отец. — Никогда не поздно пойти человеку навстречу».
И эта максима стала для Брюса главным жизненным принципом. К ней добавилась унаследованная от матери — усердной прихожанки местной церкви — заповедь подставлять другую щеку. В одной из своих студенческих работ Брюс подверг критике диктаторскую политику США и неумение сотрудничать на равных с другими странами. США не должны выступать в роли всемирной полиции, будь то по собственной инициативе или по просьбе со стороны. Нам следует чаще обращаться в ООН за поддержкой и советом, полагал Брюс, и задумываться над последствиями своих действий. Иначе политика может оказаться контрпродуктивной и поставит под угрозу безопасность страны, вместо того чтобы ее укрепить.
Десятого сентября 2001 года Брюс отпраздновал свой двадцать пятый день рождения. Он поужинал с семьей и своей тогдашней подругой в любимой пиццерии, а потом они пошли играть в боулинг. А дальше был обычный вечер и ночь, и наутро Брюс отправился в университет, где первый год обучался в докторантуре.
То, что случилось потом, изменило его навсегда.
Самолеты, врезавшиеся в небоскреб Всемирного торгового центра и Пентагон, камня на камне не оставили от всего, во что верил Брюс. В тот вечер он вернулся домой совершенно другим человеком, а через год оставил науку и устроился в ФБР. Желание писать никому не нужные статьи о внешней политике США пропало раз и навсегда. Брюс захотел изменить ситуацию в мире ради себя и своих близких.
— Почему бы тебе было не пойти в армию? — подал идею его дед.