С носом - читать онлайн книгу. Автор: Микко Римминен cтр.№ 59

Но они не стали стрелять. Я опустила стекло, потому что дверь с этой стороны не открывалась, и посмотрела, кто там стоит, при таком свете и такой метели можно было сказать только, что это мужчина весьма внушительных габаритов, судя по форме — полицейский. К правой руке у меня прилип обрывок дурацкой анкеты. Я его стряхнула, и он упал куда-то между сидений, после чего я рассеянно подумала, что теперь, наверное, настал мой черед отвечать.

— С вами все в порядке? — спросил полицейский и наклонился к окну.

* * *

Вот так она и началась, зима. Сначала две недели шел снег, а потом ударили морозы, да еще какие, самые-настоящие, сильные, трескучие, такие, что щиплют за нос, и сводят пальцы, и заставляют батареи пыхать жаром и урчать от перенапряжения. Никто и не помнил, когда в Хельсинки последний раз была такая снежная и морозная зима.

Все казалось удивительным. За несколько дней город завалило снегом, дороги не успевали чистить, тротуары тонули в сугробах, которые не разгребались, уличное движение сбилось, на каждом перекрестке какое-то ЧП. Люди пробирались по городу, пряча лицо от снега, но вид у них все равно был довольный и приятно удивленный. Дети не могли усидеть на месте. Из каждого сугроба на Хаканиеми торчали раскрасневшиеся мордашки, летели снежки и раздавались пронзительные крики, на берегу залива выстроился целый ряд снеговиков. Как-то ночью снеговика слепили прямо у ворот моего дома, посреди проезжей части, вместо носа, а также в центре нижнего кома у него торчало по пустой пивной бутылке, так что вряд ли это была детская проделка.

Ночью все казалось иным, абсолютно все. Густой снег ложился на землю в полном безмолвии. Иногда даже было непонятно, падает он с неба на землю или летит с земли на небо. Звуки города стихали и тонули в нем, словно весь мир вдруг замолчал по приказу какого-то великана.

Черный, спокойный залив в течение нескольких дней впитывал в себя падающий снег, а потом замерз. Тихой ночью мороз поскрипывал и потрескивал, днем все вокруг было наполнено прозрачным, всепроникающим, слепящим светом и тихим звоном, который струился меж домов и машин и который можно было услышать даже на улице Хямеентие, когда движение застывало перед светофором. От людей шел пар. Несмотря на сильные морозы, откуда-то дул влажный ветер — он окутал все деревья в городе плотным жемчужно-белым перламутром. Казалось, будто ты идешь среди огромных коралловых рифов.

Сложно постоянно осознавать, что любишь свой город, но сейчас я его любила. Никогда не видела его таким красивым, мой Хельсинки. Да и в Кераве, судя по фотографиям, тоже было ничуть не хуже.

И вообще, у меня в душе царило странное спокойствие. Сходила к инженерше, чтобы наконец-то привести в божеский вид свои волосы и снова пропустить мимо ушей ее жалобы на налоговую службу и либералов. Три дня не спеша делала уборку, разве что плинтусы зубной щеткой не надраивала, открыла оба окна и дала морозному воздуху заполнить всю квартиру. Нельзя сказать, что для такой основательной уборки нашлись серьезные основания, до этого тоже было чисто. Я просто вдруг почувствовала, что не надо никуда спешить.

Позвонил сын, стояло наэлектризованное, холодное и ослепленное солнцем утро. В трубке что-то трещало, словно мороз сковал провода. Я не ругала его, но пообещала при случае задать ему основательную трепку. Сказала, что машина стоит где-то в районе Валлилы, на одной из боковых улиц, с убитыми колесами, разодранными на ленте для задержания нарушителей. Неужто ты хочешь сказать, будто не знал, что у машины не пройден техосмотр и нет страховки?

Он долго молчал, а потом стал бубнить что-то невнятное, казалось, он говорит из очень тесной кабины. Я перебила его, сказав, что не в силах больше выслушивать эти объяснения и знаю, где его носило. Лица полицейских здорово вытянулись, когда они наконец поняли, что я даже понятия не имею, где хозяин этой чертовой машины, то есть мой сын.

Сын громко сглотнул и пробормотал что-то о неких Боссе и Люхтинене, которые якобы должны зайти забрать ключ от машины, они, мол, знают, что с ней делать. Они и правда пришли в тот же день. Неприятного вида оболдуи, правда, вежливые. Один из них, уходя, даже пожелал хорошей лыжной погоды.

И все-таки этот разговор показался мне таким сердечным, особенно теперь, когда я знала, где он, сын, так что в конце не смогла удержаться, чтобы шепотом не спросить:

— Отпуск-то там у вас хоть дают иногда?

Но сын уже успел повесить трубку, и до меня донеслось только гудение ветра.

С Ирьей тоже поговорила, конечно, это принесло огромное облегчение, наш с ней разговор, когда я наконец осмелилась позвонить. Первые дни я все ждала, что она мне первая позвонит, потом еще несколько дней я сама набиралась смелости, чтобы набрать ее номер. Но это того стоило. Когда я, закончив разговор, нажала на кнопку с красной трубочкой, меня охватило ощущение небывалой легкости и теплоты, даже пришлось выйти на мороз, остыть. В последнее время это почти всегда означало проблемы, такое вот облегченное состояние, но теперь оно казалось совершенно нормальным, этакая порция морозного облегчения во всем теле и в мыслях, и хотелось сказать: ну вот, именно так оно и должно быть.

Дошла до рынка. Торговля в мороз была небойкая, хозяева пары сувенирных лавочек решили, что их товару стужа не страшна, и так же отважно работало еще открытое кафе. Я проглотила кофе рядом с жужжащим обогревателем и немного поговорила с продавщицей о городе, который неожиданно стал таким волшебным. На пустынной площади растерянно стояли люди, пуская в небо клубы пара, вероятно, чего-то ждали, не знаю, автобуса, друзей, рыбной лавки, лета. Липы на краю площади, подстриженные аккуратными параллелепипедами, сияли такой белизной, что казались искусственными, однако они были слишком красивыми для ненастоящих. Уходя, я пожелала хозяйке кафе хорошей лыжной погоды, не знаю почему, но эта фраза засела в голове, хозяйка же выкатила глаза и стала театрально охать, какие теперь лыжи, когда надо успеть половину города напоить кофе. Я понимающе покачала головой и зачем-то сказала, что знаю, каково это, и оставила ее наедине с пристроившимся к теплому боку обогревателя пьянчугой, которого она стала привычно, но не грубо отчитывать.

Возвращаясь обратно, я прошла через площадь, позвонила в домофон и скоро была уже под дверью Виртанена, на лестничной площадке, которая после всего этого слепящего света казалась черной, как ночь.

Он открыл дверь прежде, чем я нажала на кнопку звонка. Потом одарил меня коричневатой улыбкой и сказал, что соскучился. Не успев удивиться, я ответила, что тоже, и зашла внутрь. Его дом в льющемся из окон и приумножаемом снегом свете выглядел еще ужаснее, но я попыталась не обращать на это внимания, пригласила хозяина присесть, а сама устроилась напротив. Он покорно сел, но вел себя крайне неуверенно, будто просил денег или боялся сломать стул. Я достала из видавшей виды старой знакомой сумки картонную коробку с подарком из магазина «Алко» и протянула Виртанену, который с некоторым испугом вскрыл упаковку и извлек коричневую бутылку лонг-дринка.

Он поставил ее на стол и какое-то время ошарашенно на нее смотрел, но потом расплылся в кроткой улыбке.