Индийская принцесса - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Маргарет Кей cтр.№ 52

После резкого перехода из света в темноту окрестная местность с минуту казалась чернильного цвета пустыней, и серая лента дороги еле виднелась на несколько ярдов вперед. Потом глаза Аша привыкли к перемене, и он осознал, что рассвет близок и горы четко вырезаются на фоне светлеющего неба, где звезды уже не сверкали и не блестели, но бледно мерцали, словно лепестки увядшего жасмина.

Легкий ветерок, предвестник утра, задул над полями, шелестя колосьями и создавая видимость прохлады, и стало возможно различать объекты на расстоянии двадцати и тридцати ярдов впереди: булыжник, куст, дерево кикар, пушистый пучок пампасной травы, а еще дальше – стадо черных антилоп, спокойной трусцой уходящих с равнины после ночи, проведенной в поисках корма на возделанных землях, и серого поджарого волка, размашисто бегущего к горам.

Дагобаз всегда любил скакать галопом по открытой местности ранним утром, а в последние дни он слишком много часов провел взаперти в загончике во дворе угольщика. Вдобавок непонятное пугающее гудение привело коня в крайне возбужденное состояние, а так как ветер дул со стороны города, он по-прежнему слышал странный рокот, приглушенный расстоянием, но все еще хорошо различимый. Он удвоил усилия в попытке спастись от тревожного шума, а поскольку они уже миновали пахотные угодья, свернули с дороги и поскакали по более пересеченной местности, всадник не пытался натянуть поводья.

Волк оглянулся назад и припустил во весь дух, вообразив, что за ним гонятся, а антилопье стадо испугалось и понеслось прыжками по окутанной тенью равнине. На несколько минут Аш забыл о том, что его ожидает, и на него нахлынуло знакомое упоение бешеной скачкой и ощущением полного слияния с конем. Безмерный, всепоглощающий восторг, от которого он напрягся всем телом, стиснул крепче поводья и словно сросся с седлом. Что с того, что он умрет сегодня? Он ведь жил. И он жив сейчас, он упоительно полон жизни, и если это последнее утро, которое он видит, то можно ли провести его лучше?

Тела вороного жеребца и Аша слились в единое целое, кровь пульсировала у него в жилах в такт топоту копыт; воздух свистел в ушах, и земля проносилась внизу плавно, как река. Звук гонгов постепенно стихал позади и вскоре стал не громче монотонного шепота ветра под дверью. Впереди широкий арык пересекал равнину подобием темной борозды. Дагобаз на полном скаку перемахнул через него и понесся к опасному препятствию в виде терновых кустов. Подобравшись, он взмыл в воздух, без труда взял препятствие, приземлился легко, точно птица, и помчался дальше, ни на миг не останавливаясь.

Вспугнутые перепелки, куропатки и редкие рябки врассыпную разлетались перед ним; грубо потревоженная молодая кобра с шипением поднялась из травы и яростно метнулась вперед, целясь в пролетающие мимо копыта. Но Дагобаз не обращал ни на кого внимания и несся во весь опор с раздутыми ноздрями, с развевающимися на ветру гривой и хвостом, навстречу утру…

– Ты красавец, – нежно проговорил Аш. – Ты чудо!

Он запел во все горло, раскачиваясь в седле в такт мелодии и легкому размашистому шагу коня:

Господь, ты души в вере укрепил,

Встал во главе победоносных сил,

Луч истины в кромешной тьме явил —

Аллилуйя!.. Аллилуйя!..

Аш громко рассмеялся: он непроизвольно затянул один из воодушевляющих церковных гимнов, которые Уолли столь часто распевал рано утром в своей ванной и во время совместных конных прогулок, когда они скакали галопом голова в голову по равалпиндским равнинам (Уолли называл особенно пригожие дни «днями для исполнения гимнов»). Но смех замер у него в горле, когда он услышал далекий и все же ясно слышный сквозь топот копыт голос, пропевший в ответ: «Ал-ли-лу-йя!»

Сердце у него екнуло, и он попытался остановить Дагобаза, на мгновение решив, что припев подхвачен Уолли. Но, едва успев натянуть поводья, он сообразил, что слышал всего лишь эхо собственного голоса, отразившееся от горных склонов. Это открытие несколько отрезвило Аша: в горах находились деревни, и, если он услышал эхо так отчетливо, другие тоже вполне могли услышать, – и он перестал петь. Однако душевный подъем, побудивший его загорланить гимн, не прошел, и вместо печали или страха он чувствовал странное возбуждение, звенящее ледяное возбуждение солдата накануне битвы.

К тому времени как Дагобаз замедлил шаг, они находились далеко за темной рощей Говидана, и вокруг них простирался широкий амфитеатр равнины, окаймленной горами, облитыми рассеянным бледно-жемчужным светом, не порождающим теней. В зеркальной глади озера отражалось небо, уже пожелтевшее в преддверии восхода солнца. Когда стало еще светлее и послышались голоса проснувшихся куропаток и павлинов, гонги в городе перестали бить и Аш повернул обратно и направился к площадке для сожжения.

Он ехал медленно, упиваясь красотой раннего утра, его красками, звуками и запахами, словно измученный жаждой человек, утоляющий ее родниковой водой. Немногие люди нашли бы подобный пейзаж восхитительным, а большинству европейцев унылая плоская равнина в окружении голых гор показалась бы уродливой и зловещей. Но хотя Аш имел все основания ненавидеть Бхитхор, предрассветное небо, холодный бледный свет, медленно заливающий окрестности, крики куропаток и павлинов, запах пыли, дыма и цветущих кикаров были неотъемлемой частью мира, который он любил и собирался покинуть, и он воспринимал все с новой остротой, с неведомым доселе наслаждением и с глубоким чувством благодарности за столь щедрые дары.

Он ехал, отпустив поводья, и Дагобаз, растративший накопленную энергию, ничего не имел против того, чтобы какое-то время идти шагом. Необходимости в спешке не было: тело раны едва ли доставят на площадку для сожжения раньше полудня. Конечно, из-за жары погребение постараются провести по возможности скорее, но на организацию похоронной процессии уйдет порядочно времени, и неизбежно возникнут задержки. С другой стороны, народ соберется там раньше, чтобы занять хорошие места, и в роще уже наблюдались признаки жизни. Крохотные мерцающие точечки, еле видные при быстро набирающем силу утреннем свете, отмечали местонахождение сложенных из коровьего навоза костров, и тонкая пелена дыма стелилась по земле, выползая из-за стволов деревьев, так что роща казалась островом, окруженным мелкой водой.

Подъехав ближе, Аш различил снующие там взад-вперед фигуры жрецов в шафранных одеяниях, а взглянув в сторону города, увидел на дороге всадников – они скакали галопом, если судить по облаку пыли, которое клубилось за ними и частично скрывало от взора пешеходов, идущих следом. Вскоре два форта на холмах справа и слева от города, озаренные первыми лучами солнца, загорелись красно-золотым на фоне прохладной небесной лазури, и теперь во всех уголках равнины показались расплывчатые бледные клубы пыли, свидетельствующие о группах людей, которые направлялись к площадке для сожжения на телегах и в повозках, верхом и пешком. Определенно настало время двигаться к роще, и Дагобаз, подчиняясь легкому толчку коленом, ускорил шаг.

Достигнув восточной опушки рощи, Аш спешился и провел коня к развалинам древней чаттри, увенчанной тройным куполом. В массивном цоколе строения начиналось несколько тоннелеобразных проходов: одни вели к центральному водоему под открытым небом, а другие – в них прежде находились лестницы – круто поднимались наверх, к широкой террасе, выходящей на водоем. Лестницы давно обвалились, и никто больше не посещал разрушенную чаттри, но один из проходов все еще оставался в хорошем состоянии, и в качестве временной конюшни он будет гораздо прохладнее и удобнее тесного загончика угольщика.