А этот, с позволения сказать, герой-любовник стоит передо мной в чем мать родила, исследует свой член. Никакого стыда.
Молча собрала его вещи, сложила в чемодан и выставила его в коридор. Что тут устроил Артем! Он начал орать, что я змея, которую он пригрел на груди. Я ему в ответ: «Я змея, а ты просто похотливый самец, и не ты меня пригрел, а я тебя. Не тебе эту комнату дал Иван». Ивана Артем обозвал вором-рецидивистом.
Тогда я просто вытолкала его за дверь, прикрыла её и стою. Слышу, соседка говорит:
– Что, матросик, поматросил и бросил? Или она тебя выперла? Поделом тебе, нечего на чужое добро рот разевать. – Что она имела в виду, говоря так, я не знаю, но мне было приятно слышать такое.
Больше я Артема не встречала, осталась от него черная форменная фуражка с кокардой, которую они называют крабом. И ещё осталось в памяти ощущение чего-то нездорового, противоестественного для моей натуры.
Десятого мая, в четверг, я поселилась в заводском общежитии. Место там мне предоставили как рабочей основной специальности и передовику производства. В комнате три койки, моими соседями оказались женщины старше меня. Тяжела судьба женщин из провинции. Мое новоселье отметили достойно. Да-да, мы не ханжи. Выпили крепко и закусили сытно.
Пожалуй, на этом для меня ленинградская весна 1966 года закончилась.
Забыла сказать: Иван сделал предложение Ларисе Александровне, и они через месяц зарегистрировали брак. О Науме Лазаревиче Корчаке я больше никогда не слышала. А что его коробочка? Погодите, даст бог и расскажу.
Летние встречи
Четыре года я тружусь в цехе сборки, столько же обитаю в общежитии.
– Тиунова! – какое паскудство звать меня тогда, когда я только-только наладилась на сборку особо важного узла. Это наш профорг. Она женщина с большими амбициями и не лишена ума, но до чего же приставучая! Отвечать не имеет смысла, она меня и так видит. Меня не увидеть трудно: мое место в самом конце конвейера. Такой конвейер называется агрегатным, то есть каждая из нас собирает свой агрегат, а потом они идут на общую сборку. Секретность превыше всего. Если представить нереальную ситуацию, что все мы, слесаря-электромонтажники, соберемся вместе и захотим сообразить, что за прибор получается из наших агрегатов, ничего не получилось бы.
– Тиунова! – это уже прямо в мое ухо. – Оглохла, что ли?
– С тобой оглохнешь. Чего надо? – знаю я, чего ей надо. Втюхает мне какое-нибудь профсоюзное поручение. Я у неё палочка-выручалочка. Кто заболел, Тиунова навести, у кого день рождения, Тиунова собирай деньги на подарок.
– Тебя в профком вызывают, – начала говорить нормально. Для неё профком – что-то вроде политбюро для партийцев.
– Чем я провинилась?
– Дура ты, если бы провинилась, так мы бы сами с тобой разобрались.
Ушла, крутя своим необъятным задом. Девчонки так её и прозвали – наш Волнующийся Зад.
Последнее движение пальцами – и можно размять пальчики и сделать гимнастику для глаз. Наш мастер строго следит за тем, чтобы мы, слесаря-электромонтажники, как он называет нас, девочки – найди среди нас такую – были в форме. Он так и говорит:
– Наше производство требует отличного здоровья, зорких глаз, твердых рук. Главное, чтобы руки ваши не потели, – потому у нас в цехе при входе стоит посудина со специальным раствором: уксус и вода. Начинают у кого руки потеть, помой их. Если это не помогает, путь твой куда-нибудь, где работа погрубее.
До конца смены остается двадцать минут. Начинать сборку нового узла смысла не имеет. У нас как? Если кто не докончил сборку, то каждую деталюшку, каждый винтик, по-нашему, крепёж, ты обязан сдать мастеру, а он в свою очередь на внутрицеховой склад. Под контрольный замок.
Прибралась на рабочем месте, оглядела его: все в порядке, можно идти в душ. В душе я пробуду десять минут. Пока там никого нет, можно позволить себе немного понежиться. В общежитии такого себе не позволишь, там всегда кто-нибудь да моется. Работаем мы посменно, и надо понимать, девочкам со смены тоже надо умыться.
Выключила душ, и тут мои подружки ввалились. Настроение у всех прекрасное. Как же иначе, бригада идет на рекорд, до конца квартала осталось два дня и те выходные, а мы перевыполняем план на пять процентов. А что это значит? Это значит, что будет хорошая премия. Нас в бригаде двадцать три человека, и все молодые. Кстати, я самая старая. Мне двадцать три. Все незамужние, все мечтают о «принце». Где его найдешь? Я уже обожглась на этом. Довольно! Пойду замуж тогда, когда сама определюсь в жизни. А что это значит? Прежде всего, это свое жилье. Иначе нельзя. Не приведешь же мужчину в общежитие.
Мои подружки идут гурьбой к проходной, а мне надо идти в заводоуправление, там у нас все общественные организации располагаются. Иду и размышляю, чего им от меня надо. Впрочем, я недолго мучаюсь, у меня характер такой: если нет достаточной информации, то и нечего голову ломать.
Вошла в приемную председателя профкома – там меня как будто ждали.
– А, товарищ Тиунова, – радостно говорит секретарь-машинистка, – Николай Арсеньевич ждет Вас.
– Давно ждет? – не удержалась, чтобы не подколоть.
– Давно, товарищ Тиунова, – не приняла моей шутки девушка, волосы которой отбелены кислотой и оттого тонки и пушисты. Не берегут себя такие девицы, и все ради одного: лишь бы быть похожей на французскую актрису Бриджит Бордо.
Вошла в кабинет председателя профкома и встала. Не предполагала я, что председателем у нас такой молодой человек.
– Чего же ты встала, товарищ Тиунова? Проходи, присаживайся.
Послушно прошла к столу и села.
– Ознакомился я со сводкой выполнения плана за квартал. Ваша бригада выходит с хорошими показателями, и ты в бригаде передовик, – встал с кресла и начал вышагивать по кабинету. – Вот, что я тебе скажу, – встал передо мной, высоченный, гад, пришлось голову задрать, – надо тебе высшее образование получать. Не всю же жизнь тебе на конвейере, ты перспективный кадр.
– Никакой я не кадр. – Ну что за заноза я!
– Говорили мне, что гонористая, колючая ты. Это хорошо. Не люблю покладистых и пушистых. Я подготовил на тебя характеристику-ходатайство во ВТУЗ. Сейчас у нас пятнадцатое июня, – хотела и тут съязвить, что пятнадцатое не только у него, но удержалась. – В среду поедешь во ВТУЗ и подашь документы.
– Это Вы так решили? А меня спросить не удосужились. Может быть, у меня другие планы? Может быть, я хочу учиться в Университете? Что, рожей не вышла?
– Рожей ты как раз вышла, – вот ведь кобель, так и ест меня глазами, – но в Университет ходатайство дать тебе не могу. Не наш профиль.
Николай Арсеньевич отошел от меня, смотрю ему в спину и стало мне его жалко. Зачем я так?
– Поеду, давайте Вашу бумагу.
Обернулся, а на его лице улыбка во весь рот. Настоящий ребенок.