Она его зовет… Увы, напрасен зов!
И, побелев как мел и упрекнув богов
Исполненным тоски невыразимой взглядом,
Царевна падает без чувств с любимым рядом…
[101]
Она безумно влюбилась (Боже, как он был хорош!), вернее, как сказал негодяй-актеришка, отсылая ее к родителям: «Ты любишь не меня, а Ипполита».
Домой Кристина не вернулась. Осушила слезы и отправилась в Париж, твердо вознамерившись стать актрисой. У нее была одна мечта, почти мания – сыграть Федру. По логике вещей, мать Кристины должна была бы обезуметь от тревоги, умолять жандармов отыскать ее несовершеннолетнюю дочь, но она этого не сделала, потому что испытывала облегчение: несносная девчонка наконец-то оставила их с мужем в покое. За шесть лет Кристина ни разу не связалась с матерью. В 1934 году – ей было двадцать четыре – театр, в котором она служила, приехал с гастролями в Сент-Этьен, и Кристина пригласила мать на спектакль. Мадлен явилась на репетицию, нашла дочь очень похорошевшей, расцеловала ее и удалилась – «Нужно сделать покупки, дорогая!» – не спросив адреса дочери и не поинтересовавшись, как она живет. Кристина почувствовала себя уничтоженной.
* * *
Год назад немцы разбомбили вокзал в Шатокрё, и часть здания все еще была закрыта. Кристина и Йозеф ждали в кафе, поставив чемоданы рядом со столиком. Кристина была погружена в свои мысли и не произносила ни слова, она закуривала сигарету и тут же о ней забывала, машинально брала из пачки другую, смотрела на часы и каждые пять минут интересовалась временем.
– Она не явится. Нам больше нечего здесь делать.
Но Мадлен пришла. Она крутила головой, ища дочь взглядом, и не находила. Кристина кивком указала на нее Йозефу. Мадлен оказалась хрупкой и очень изящной, одета она была изысканно – в желтое платье и бежевое пальто, как будто собиралась в Оперу, из-под вуалетки все время выбивалась белокурая прядь, и она чуточку нервным движением заправляла ее за ухо. Кристина встала, Мадлен наконец заметила ее и застыла на месте. Они пошли навстречу друг другу, напоминая скорее сестер, чем мать и дочь, расцеловались – не слишком пылко, обменялись парой фраз, и Кристина указала рукой на Йозефа. Мадлен взглянула на него, и они вернулись к столику.
– Познакомься, мама, это Йозеф.
– Здравствуйте, мадам. Выпьете чаю или, может быть, хотите кофе?
– У меня не так много времени, я должна успеть по делам, – ответила Мадлен, присаживаясь на краешек стула. – Давно вы знакомы?
– Семь или восемь лет, – сказала Кристина, – но вместе мы недавно. У меня был роман с другим мужчиной, но ничего не вышло. Йозеф врач, мы едем к нему на родину, в Чехословакию.
– Но ведь там еще воюют!
– Придется подождать несколько недель – все скоро закончится, но мы подумали, что могли бы немного пожить в Сент-Этьене. Вы познакомитесь поближе и…
Мадлен резко вскочила. Кристина и Йозеф тоже поднялись, не понимая, что случилось.
– Мне очень жаль, девочка, об этом не может быть и речи. Не обижайся, но Даниэль больше не хочет тебя видеть. Никогда. Сегодня утром он сказал, что немедленно уйдет, если ты появишься в доме. Ты молода, у тебя вся жизнь впереди, а я останусь одна, если Даниэль выполнит свою угрозу. С тех пор как ты ушла, у нас все наладилось, и я очень счастлива. Я была бы рада, сложись все иначе, но теперь ничего не изменишь. Я люблю тебя и всегда любила, хоть ты и думаешь иначе. Если тебе что-нибудь нужно, скажи, но больше не возвращайся.
Она вытащила из сумки пухлый белый конверт, положила его на столик, подошла к Кристине, привстала на цыпочки, поцеловала дочь в щеку, кивнула Йозефу и сказала:
– Желаю вам большого счастья и… и…
Она искала и не могла найти слов. На мгновение Йозефу и Кристине показалось, что Мадлен передумает, бросится в объятия дочери и попросит ее остаться. Увы, достойная дама вздохнула и направилась к выходу. Они провожали ее взглядом, пока она не исчезла за углом.
– Ну что, убедился? Она никогда не изменится! – воскликнула Кристина.
Настроение было безнадежно испорчено, Йозеф предложил погулять по городу, но Кристина посмотрела на него так, словно он захотел сплясать на похоронах, и ему пришлось перевести все в шутку. Ближайший поезд отправлялся в Гренобль.
– Едем! – решила Кристина. – Нужно поторопиться.
Она встала, оставив конверт на столе, Йозеф заглянул внутрь и увидел пачку купюр:
– Ты кое-что забыла.
– Мне не нужны ее деньги.
– Но ты не можешь просто взять и оставить их тут!
– Это его деньги, и я к ним не притронусь. Бери, если хочешь.
Йозеф положил конверт во внутренний карман пиджака и позвал носильщика.
Они приехали в Гренобль под проливным дождем и не сразу решили, что делать – подождать или отправиться в Швейцарию… Обоим хотелось забраться как можно дальше. Йозеф изучал расписание, и его вдруг осенило:
– Я знаю, где нам будет хорошо.
– Поделись.
– В Шамони. Я годами мечтал туда попасть.
* * *
Все отели были закрыты или реквизированы для расселения беженцев. Днем эти люди слонялись по улицам или загорали, лежа на траве. Йозеф и Кристина сняли номер в отеле «Сплендид» на примыкающем к городу хуторе Праз-де-Шамони. Мадам Мораз с радостью приютила их на несколько дней и поселила в большом номере на втором этаже с видом на Монблан. Хозяйка не ждала наплыва клиентов раньше лета, и возможность пообщаться с нежданными гостями очень ее обрадовала. Благодаря семье у нее не было проблем с продуктами. Они поужинали на кухне картофельным супом и копчеными сосисками. На перевалах Сен-Бернар и Мон-Сени все еще шли бои, партизаны дрались с немцами за контроль над вершинами. Погода установилась отличная, и тот гул, что время от времени разносился по долине, был не громом небесным, а грохотом автоматического оружия.
– Не уходите слишком далеко от гостиницы, по окрестностям бродят немецкие дезертиры. Вообще-то, они пробираются в сторону Швейцарии, но осторожность не помешает.
Йозеф и Кристина были первыми туристами за долгие годы, и мадам Мораз сочла возможным предложить им тариф «для новобрачных», включающий завтрак. Она была уверена, что это принесет удачу и им, и ей.
Йозеф закрыл дверь на ключ.
До этого момента они были парой лишь формально, поскольку с момента отплытия из Алжира не имели возможности остаться наедине. Теперь ничто не могло им помешать – ни непредвиденные обстоятельства, ни качка, ни задержка поезда, ни обида на мать. Все зависело только от них самих и их желания. Наверное, эта отсрочка была необходима обоим, чтобы привыкнуть к мысли о близости. Йозеф не хотел торопить Кристину, у нее не было намерения отталкивать его. Они случайно оказались в этом доме, где было тихо, как в соборе, уподобились молодоженам, чью судьбу устроили родители, и чувствовали себя такими же неловкими и испуганными. Близость перестала быть прекрасной грезой: им предстояло долгое взаимное узнавание, прыжок в неизвестность. Они решили провести вместе всю оставшуюся жизнь, они больше не друзья-приятели, значит нужно открыться, ничего друг от друга не утаивать, ведь отныне у каждого не будет человека ближе. Только вместе они поборют страхи и дурные предчувствия: а вдруг не получится, не срастется, не слюбится? Насколько сильно наше желание – не на эту ночь, а на тысячи следующих ночей и дней? У нас все «не как у людей», мы нарушили привычный порядок вещей, когда сначала возникает влюбленность, на смену ей приходит любовь, побуждающая двоих связать свои жизни. Не станет ли это непреодолимым препятствием? И у Йозефа, и у Кристины были мимолетные увлечения и серьезные романы, но прошлый опыт еще никогда никому не помогал.