Не исключено, что народная мудрость насчет «синицы в руках» тоже сыграла свою роль. Ей тридцать четыре, не стоит быть слишком переборчивой. Йозеф дает ей возможность покинуть эту проклятую страну, где с ней случилось столько несчастий. Или она прислушалась к своему сердцу, и оно подсказало: «Кто знает, вдруг именно с ним у тебя что-то да выйдет?» Сеятель, кидающий зерна в землю, тоже не всегда знает, что взойдет весной… И разве та же самая народная мудрость не утверждает, что самые удачные браки основаны на уважении и доверии, что счастье и любовь – два совершенно разных и даже противоречащих друг другу чувства, а дуракам, спутавшим одно с другим, несть числа?
Отказалась ли Кристина от своих феминистских убеждений в пользу выгодной партии? Вряд ли, она никогда не была расчетливой. Вернее всего будет предположить, что она подвела итог прожитых лет, вспомнила того потрясающего актера, который безумно ее любил и бросил через полгода, гида, знавшего два языка, с чудесными глазами, женой, двумя детьми и беременной любовницей, учителя гимнастики, собиравшегося развестись и передумавшего из-за продуктового пайка, ну и, конечно, Мориса, куда же без него! Почему все, в кого она влюблялась, оказывались лжецами и предателями? Что это – невезение или злая судьба? Кристина осознала, что сердечные порывы не приносили ей ничего, кроме неудач, разочарований и поселившегося в душе цинизма. Приходится признать, что выбирать она не умеет.
Кристина была в смятении, но знала, что может доверять Йозефу: этот человек ее не предаст, он – ее земля обетованная.
* * *
Йозеф стоял на палубе и спокойно ждал Кристину. Машины в трюме набирали обороты, погрузка заканчивалась, но он не волновался, потому что твердо знал: она ни за что не передумает.
За пять минут до отплытия к трапу подъехало такси, и из него вышла Кристина.
Йозеф вспомнил, как впервые увидел деловую суету Алжирского порта. С тех пор прошло семь лет. Он и подумать не мог, что задержится так надолго. Йозеф многому научился и обрел силу. Теперь он готов к противоборству с миром, покидает эту страну без сожалений, но не исключает, что однажды они вернутся и останутся тут навсегда. Если, конечно, не решат жить в Праге или Париже.
Все будет так, как захочет Кристина.
Семь лет назад Йозеф проспал заход в порт и не собирался пропустить отплытие. Они с Кристиной стояли на верхней палубе «Гальени», он смотрел на медленно удаляющийся город и показывал ей Музей изящных искусств, похожий на мавританский дворец главный корпус института, она узнала Адмиралтейство и величественное здание форта Императора
[100]
на холме. Ветер швырял им в лицо пахучий дым пароходных труб, и Кристина предпочла укрыться в тесной каюте Йозефа: если она не увидит, как корабль дает задний ход, небо на землю точно не упадет. Внутрь она попала с трудом – мешала груда чемоданов и сумок. Йозеф увидел, как скрылся из виду Алжир, и ему на миг почудилось, что море проглотило землю.
Всю вторую половину дня они провели в шезлонгах, греясь на солнце и разговаривая. Ближе к вечеру поднялся ветер, море поменяло цвет, став серым и угрюмым, началась качка, и палуба опустела. Кристина почувствовала дурноту и вернулась в каюту. Когда-то давно, до войны, «Гальени» был лучшим из судов своего класса, но он слишком долго бороздил моря, проржавел и начал разваливаться. Одна из двух труб зловеще скрипела, когда в борт ударяла волна; пассажиры пугались, а моряки смеялись и клялись, что «Гальени» только-только из ремонта. Йозеф дважды проведывал Кристину, она ужасно страдала от морской болезни и не собиралась вставать.
Двадцать восемь часов спустя, в пятницу 20 апреля 1945 года, они прибыли в Марсель. «Интересно, как мы будем передвигаться с таким количеством вещей?»
* * *
Труднее всего оказалось добыть информацию. Люди часами ждали своей очереди у окошек справочной службы. Йозеф и Кристина приехали на вокзал Сен-Шарль, а когда через три часа оказались наконец у билетной кассы и он сказал, что хочет купить два билета до Праги, ему ответили, что все поездки через Германию приостановлены на неопределенное время. Поезда из Марселя не ходят. Хотите знать, что делать, отправляйтесь в Париж. Следующий…
Газеты писали об отчаянном сопротивлении немцев: они на всех фронтах пытались заблокировать продвижение и неизбежное соединение американских и советских частей. Специалисты высказывались пессимистично, считая, что война может продлиться еще много месяцев.
– Лучше всего проехать через Швейцарию и Австрию, – решил Йозеф. – Американцы пока не вошли в Вену. Нужно было дождаться конца войны в Алжире.
– Я хочу кое о чем тебя попросить, – сказала Кристина. – Раз уж мы застряли, давай навестим мою мать.
– Поезжай, я буду тебя ждать.
– Нет, я хочу вас познакомить, для меня это важно. Я отправлю ей телеграмму.
До Сент-Этьена они добирались целый день, с тремя пересадками. Получилась настоящая экспедиция. Им пришлось доплатить внушительную сумму за багаж, словно их было не двое, а четверо. По какой-то неизвестной причине поезд три часа простоял на вокзале в Валансе. Они вышли на перрон подышать, и Йозеф купил сигареты и пиво. Они сидели, курили, и Кристина рассказывала о своей молодости. Йозеф ни разу ее не прервал, не задал ни одного вопроса. Раньше Кристина никому не открывалась, даже Морису.
Ее отец погиб в первые месяцы войны, в битве на Марне. Кристине было четыре года, и мать десятки раз терпеливо объясняла ей, что отец не вернется, что он теперь на небесах и оберегает их. Девочка задирала голову и терпеливо искала лицо отца среди облаков, щурилась и часами смотрела на небо, но видела лишь косматые затейливые фигуры да птиц. Малышка не понимала, почему папочка не спускается вниз, к ним с мамой, она улыбалась и снова задавала сакраментальный вопрос: «А когда вернется папа?»
«Небесный» человек никогда не покидал Кристину. Она росла с ощущением его присутствия и как самые дорогие реликвии хранила три фотографии своего героического отца и красный с желтым Крест за храбрость, которым его наградили посмертно. В десять лет мать нанесла Кристине страшный удар, заявив, что намерена снова выйти замуж и делает это ради будущего дочери. Она сразу и навсегда возненавидела добродушного фабриканта за то, что он НЕ сложил голову на фронте и посмел сказать: «Можешь называть меня папой, дорогая».
Все восемь лет, которые они прожили под одной крышей, до театрального побега Кристины из дома, она называла его «мсье» и делала все, чтобы отравить ему жизнь.
В восемнадцать лет она покинула родительский кров, последовав за актером из лионской труппы, которая играла «Федру» в Театре Массне. Кристина всю неделю, каждый вечер, ходила смотреть спектакль и в пятом акте, в сцене, где Tерамена повествует о смерти Ипполита, в одном и том же месте, в один и тот же момент, начинала рыдать.