Инспектор старался держаться как можно незаметней и быть всегда начеку, но на него все равно спихивали самую грязную работу. Он стал главным алжирским специалистом по криминальным абортам и разбирался с «тухлыми» делами, нередко навлекая на себя ненависть пострадавших.
Они зашли в кафе – Ногаро явно был знаком и с хозяином, и с официантом – и устроились на террасе. Инспектор прогнал приставучую попрошайку и посмотрел на Йозефа, по-кошачьи щуря глаза:
– Знали бы вы, доктор Каплан, сколько сил я потратил на ваши поиски! Вы очень вовремя исчезли и заставили меня побегать. Никто не знал, куда вы делись, ваш патрон ничего не понимал, ваши коллеги изумлялись, ваша подруга ужасно беспокоилась, и даже консьержка не видела, как вы уехали. Фьють – исчез как по мановению волшебной палочки. Мало кому удалось ускользнуть. Заметьте – я считаю, что вы правильно поступили. Никто тогда не знал, чего ждать в следующий момент. Нам давали списки и приказывали: идите и арестуйте такого-то. Мы подчинялись. А как же иначе, приказ есть приказ. Потом вы вдруг появились – как черт из табакерки, но я рад. Сегодня это уже не важно, но меня мучит любопытство: как вам удалось сбежать и где вы так долго прятались?
– Вы правда не знали?
– Клянусь всем святым.
– Ну так не рассчитывайте, что я вас просвещу… Кто знает, что еще может произойти в нашем богоспасаемом мире!
– Гарсон, два кофе… Многие не считают аборт чем-то ужасным: мол, такова жизнь, с кем не бывает… Большинство женщин считают его чем-то вроде насморка, который неизбежно подхватываешь хотя бы раз в год. В действительности же это преступление, доктор, такое же тяжкое, как предательство. За последние годы двух подпольных акушерок казнили, четырнадцать приговорили к пожизненному заключению, тридцать угодили в тюрьму на двадцать лет. Каждый год только в Алжире от нелегальных операций погибают двадцать женщин – это по официальным данным, на самом же деле в два-три раза больше. Я точно знаю, что ваши коллеги выдают фальшивые свидетельства о смерти, так что статистике доверять нельзя. В этом городе нет ни одной семьи – слышите, ни одной! – не потерявшей дочь, сестру или жену. Арабок я в расчет не беру, мне страшно даже представить, сколько их гибнет! Помогите мне, доктор, с этой резней нужно покончить раз и навсегда.
– Я в трудном положении, инспектор, вы не можете не понимать.
– Нет, я не понимаю! Продолжайте молчать, если хотите, формально вы чисты перед законом, но, если не поможете мне, станете их пособником.
– Вы по-прежнему кашляете? Я должен вас осмотреть.
– Только не говорите, что…
Уже много дней Кристина не вставала с постели, сидела в подушках, застыв как статуя, и время от времени что-то бормотала, а может, у нее просто дрожали губы или сводило судорогой лицо.
Йозеф часто наблюдал за ней, стоя в дверях. Он точно знал, с кем она говорит, к кому обращается.
– Результаты моих анализов готовы, доктор?
– Пока нет, инспектор.
– Почему так долго?
– Я отправил мазки в институт, но они обрабатывают пять тысяч стекол в неделю, так что наберитесь терпения и не дергайтесь – у вас типичная хроническая ангина.
– Горло дерет чудовищно.
– Будь это чума, вы бы давно отправились к праотцам. – Йозеф быстро осмотрел его, прощупал шею и живот. – Вы так и не бросили курить?
– Это нелегко. Как ваша пациентка, могу я ее допросить?
– Нет, она все еще в шоке.
– Я поговорил с соседкой, она ни при чем и мало что знает. Вам известен некий Морис Делоне?
Йозеф проигнорировал вопрос.
– Как мне делать мою работу, если вы не хотите помогать? Я должен найти того мерзавца – или мерзавку, – который калечит женщин, и остановить его.
– Кристина ничего мне не рассказывает. У нее роман с Морисом, думаю, ребенок его. Он заплатил соседке, чтобы она позаботилась о Кристине.
– Вы уверены, что мне нельзя поговорить о нем с девушкой?
Кристина упорно отказывалась вставать. Ею руководили страх и воспоминание о боли. Она молча качала головой и взглядом умоляла Йозефа не трогать ее, он не сдавался, уговаривал, убеждал, гладил ей руку и добился своего. Кристина приподнялась и села на кровати, прислушиваясь к себе, спустила вниз ногу, почувствовала ступней прохладу пола и встала. Йозеф и медсестра поддерживали ее под руки, она сгорбилась и сделала четыре шага, то и дело вскрикивая от страха, но боль не вернулась. Кристина задышала ровнее, медленно распрямила спину и пошла. «Хорошо, очень хорошо, молодец, еще один шажок и еще один, умница, не отпускай мою руку», – нашептывал ей на ухо Йозеф.
«Господи, мне почти не больно, слава богу, не больно», – как заклинание, повторяла Кристина.
Они выбрали лавочку на солнце, сели и залюбовались стремительным полетом ласточек. Кристина попросила сигарету. Оба знали, что курить ей не следует, но Йозеф достал пачку «Бастос», выщелкнул сигарету и протянул Кристине. Она понюхала табак, счастливо улыбнулась, Йозеф чиркнул спичкой, дал ей прикурить, она сделала глубокую затяжку и выпустила дым в небо.
Кристина слегка осунулась, но выглядела вполне прилично. Она сложила вещи в плетеную сумку, забрала волосы в пучок заколкой из слоновой кости и долго смотрелась в зеркало.
– Выгляжу ужасно…
– Мне так не кажется, – ответил сидевший на краю кровати Йозеф.
Кристина казалась совершенно потерянной.
– Хочешь поговорить?
Она покачала головой, взяла сумку и встала. Йозеф посадил ее в такси и отвез домой. У подъезда она сказала, что справится, теперь все хорошо и он не должен беспокоиться, взяла его руку и крепко сжала:
– Спасибо тебе, спасибо за все.
Работы было так много, что Йозеф не знал ни сна, ни отдыха, разрываясь между больницами и диспансерами, но находил время забежать к Кристине. Она ни разу его не впустила, и он засовывал в дверь записочки: «Позвони мне…», «Если тебе что-нибудь понадобится, только свистни…» – но не дождался ни звонка, ни просьбы.
Он дважды столкнулся с соседкой Кристины – той самой, что прибежала ночью звать на помощь, – но она сделала вид, что не узнала его.
Сержан сообщил Йозефу, что запланировал новый большой проект, поинтересовался его планами и сказал, что хотел бы поручить ему руководство новым отделением института в Константине. Предложение было лестным и очень заманчивым, но Йозеф уже несколько недель думал только об одном: он решил уехать на родину, как только кончится война.
– Понимаю, – кивнул Сержан, – вы тоскуете по дому, но не решайте сейчас, возьмите отпуск на три месяца, а потом возвращайтесь, Каплан, вы нам очень нужны.
Инспектора Ногаро Йозеф больше не видел и решил, что тот заходил в больницу в его отсутствие и забрал результаты обследования, но медсестра сказала, что папка с анализами осталась невостребованной.