– Ты только представь – моя Элен стала женой слесаря! Да к тому же итальяшки!
Парень работал на семейном предприятии, казался вполне симпатичным и «умело маскировался». Он провел несколько лет в плену в Померании, но Морис и об этом не пожелал говорить – ему было противно.
Йозеф работал за двоих, что давало ему счастливую возможность ни с кем не общаться. Он снова обрел одиночество, к которому привык в уледе Смир (сделать это оказалось непросто – вокруг было слишком много людей).
Он даже отказался от приглашения на новогодний ужин, сославшись на дежурство, но Кристина принялась уговаривать его:
– Прошу тебя, ради Мориса, у него нет других друзей! Ему кажется, что в последнее время ты его избегаешь. Соглашайся.
– Ты тоже этого хочешь? – спросил Йозеф.
– Конечно, глупый ты дурачок.
Вскоре после этого разговора Морис начал темнить: он не знает, сможет ли прийти, то ли сможет, то ли нет, он ждет приглашения на особую мессу, где будут очень важные особы, «от таких приглашений не отказываются, вы понимаете?».
Кристина решительно пресекла его увиливания:
– Тем хуже. Мы тоже пойдем в церковь. Ты ведь не бросишь меня одну, Йозеф?
– Ни за что на свете.
В конечном итоге Морис приглашения не получил.
В девять вечера в церкви Святого Иосифа собралось немыслимое количество народа – не меньше тысячи прихожан. Люди стояли в проходах и на ступенях, ведущих в «верхний храм». Морису отвели место в первом ряду. Кристина сидела справа от него, Йозеф – слева. Он впервые присутствовал на полуночной мессе. Служба ему понравилась, латинские песнопения звучали гармонично и не утомляли слух.
А потом кто-то закашлялся. Женщина. Кашель был лающий, вязкий, захлебывающийся.
Йозеф обернулся, но не сумел вычислить потенциально опасную прихожанку, наклонился и прошептал на ухо Морису:
– Если среди нас есть хоть один больной, человек сто, а то и двести – покойники. Мессу нужно было запретить.
– Господь нас убережет.
На выходе из церкви они столкнулись с Нелли. Она расцеловала Йозефа и представила своего друга, имени он не расслышал, но лицо показалось ему знакомым: это был один из актеров труппы Мате. Поговорить они не успели, вмешалась Кристина:
– Извините, мы должны идти, нас ждет ужин.
Она потянула Йозефа за рукав, сердито бурча себе под нос:
– Вот ведь нахалка…
Кристина навела порядок в новой квартире, выкрасила крошечную кухоньку в белый цвет и очень хотела принять у себя друзей. Она приготовила восхитительную тертую морковь с тмином, шакшуку и жареного каплуна с засахаренными лимонами. Морис блаженствовал, в воздухе витал аромат счастья, они как будто вернулись в довоенные времена.
– Ужин удался, Кристина, на все сто. Ты – великая повариха!
Морис допил бутылку булауанского и тут же открыл следующую. Кристина сияла от счастья:
– Притормози, Морис, у меня и так голова кружится.
Он не послушался и налил всем по полному бокалу. Йозеф попытался его остановить:
– Я тоже пас.
– Бросьте, ребята, еще по чуть-чуть, вино отличное, ничего с вами не случится.
Они чокнулись, загадали желание (так захотела Кристина) и произнесли по тосту: Морис – за старую дружбу, Йозеф – за неминуемый конец войны, Кристина – за их чудесный ужин и за то, чтобы это волшебное мгновение длилось вечно.
Они молчали, попивая вино, расслабленные и счастливые.
– А что твоя сестра? – спросил Йозеф, нарушив очарование момента. – Как у нее дела?
– Не знаю и знать не хочу!
– Почему?
– Мне жалко родителей. Из-за реквизиций в Париже сейчас невозможно найти жилье, и моя сестра с мерзавцем-мужем и малышом живут у мамы с папой. И как только они выносят этого итальяшку… В довершение всех бед он еще и коммунист. Отец вне себя, но он не мог допустить, чтобы его зять оставался простым рабочим, и назначил его прорабом. Хорошо хоть тот повел себя по-мужски и женился на Элен, не бросил ее с ребенком, как какой-нибудь подлый говнюк. За ошибки нужно платить.
– Ты преувеличиваешь, – укорил его Йозеф.
– Вовсе нет, порядочный человек должен уметь брать на себя ответственность.
Эпидемия закончилась, но выжившие чувствовали не радость, а глухую подавленность, смешанную со страхом и горькой усталостью. Новый год обещал быть лучше предыдущих, мир постепенно обретал покой, но никто, ни один человек, не хотел праздновать, отсчитывать двенадцать ударов часов, поздравлять друг друга. Йозеф дежурил в Майо.
– Ну вот и наступил тысяча девятьсот сорок пятый год, доктор Каплан, – сказала одна из медсестер.
Йозеф не отозвался. Война подходила к концу, хотя новости с фронта были не слишком утешительными. Он снова вспомнил об отце. На прошлой неделе они «проговорили» всю ночь, но Йозеф понятия не имел, где может находиться Эдуард.
* * *
Йозеф то ли спал, то ли грезил наяву, когда в дверь забарабанили. Он вынырнул из забытья, с трудом поднялся и пошел открывать. На часах было 3.30. Женский голос истерически кричал: «Доктор Каплан, доктор Каплан!..»
– Кто там, в чем дело? – раздраженно спросил Йозеф.
– Я от Кристины, – ответила через дверь женщина. – Она послала меня за вами.
Он открыл и увидел на пороге толстушку лет шестидесяти с пергидрольными кудряшками.
– Вы должны пойти со мной, доктор, Кристине плохо.
– Что случилось?
– Не знаю. Я всего лишь соседка, но, кажется, дело плохо.
Йозеф торопливо оделся, они вышли на улицу, но такси поймать не смогли и зашагали по авеню де ла Марн к бульвару Гийемена и бесконечной рампе Вале. Йозеф все время ускорял шаг, обгоняя вестницу несчастья, пока та не взмолилась:
– Помедленней, доктор, подождите меня.
Йозеф остановился и попытался успокоиться.
«Только бы не чума, – думал он, – только бы не она. Эпидемия отступает, но кто знает…»
Соседка Кристины начала подниматься по лестнице, держа в руке ключ. «Последний раз я был здесь в новогоднюю ночь, – подумал Йозеф. – Господи, что за ерунда, какое это сейчас имеет значение?!» Кристина была без сознания, она лежала на кровати, скрючившись и прижав кулаки к животу. Край простыни промок от крови, она просочилась через матрас, и на полу образовалась черная лужа.
Йозеф похолодел, услышав рвущийся из ее губ слабый полухрип-полустон.
Кристина была ужасно бледной, волосы повлажнели от пота, тушь растеклась, лоб пылал. Йозеф попробовал посчитать пульс: он был слабым и прерывистым. Внезапно Кристина икнула, задышала тяжело, со всхлипами, заскрипела зубами, и Йозеф крикнул: