Victory Park - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Никитин cтр.№ 23

– Не надо античных трагедий, Иван, – засмеялся Пеликан. – Нам и своих хватит… Черт возьми, поздно. Ты накликал!

– Что? О чем ты?

– Ты посмотри, кто там так страстно машет нам руками? Видишь этого розового пупса в черепаховых очках и трогательном голубом костюме? Это Иркин отчим, Федорсаныч Сотник, артист малых ролей в кино и Театре русской драмы. Сейчас нам будет представлен отрывок из Эсхила в вольной современной обработке. Интерпретация свободная, но основное условие соблюдено: боги неизменно безжалостны к главному герою, а Эринии, как и положено, беспощадны.

К Федорсанычу Пеликан относился нежно, но говорить о нем без иронии у него не получалось.

– Пеликан, если бы я попал в эту семейку, я бы еще и не так взвыл, – Багила немедленно встал на сторону Сотника. – Кстати, я сегодня Ирку видел…

– Поздравляю тебя, я тоже ее видел.

– Пеликан, как вовремя, как кстати ты появился, – закричал Сотник едва не с противоположного конца двора, и Багила понял, что рассказ об Ирке придется отложить. – Я измучен. Я страдаю вот уже скоро сутки. Ах, что, сутки?! Я страдаю седьмой год! Эта женщина ведет себя со мной так, словно я – какой-то пустяк в ее богатой приключениями жизни. Она приезжает домой ночью, от нее пахнет дорогим алкоголем, она привозит икру и конфеты! С кем она ела эти конфеты? Где взяла она эту икру? Что я должен думать, Пеликан!? Скажи мне!

– Слушай, Пеликан, слушай, – ядовито усмехнулся Багила. – Слушай внимательно. Это и про Ирку тоже…

– Нет, нет, – резким бульдожьим движением вскинул голову Сотник, и из забавного нелепого дядечки, которого ни в грош не ставит жена, проводя ночи невесть где и невесть с кем, немедленно превратился в ревнивого и гордого отца. – Ирочка пошла не в нее. О, как хотел бы я сказать, что есть у нее и мои гены. Ты знаешь, я познакомился с Еленой, когда ребенку было уже десять, а воспитал ее как родную! Я – актер! Но не театр был ей домом…

– Я знаю, – кротко согласился Пеликан, – это ваш дом был театром.

– Да! Я играю! Я не могу не играть! Но мой талант невостребован. Мне нужна сцена «Глобуса», «Комеди Франсэз», «Современника»! Мне по силам роли в великих пьесах. А что вместо этого? «Не был… Не состоял… Не участвовал». «Я, конечно, человек маленький». Одним словом, все сплошь «Из жизни насекомых». Кто же упрекнет меня, что я играю в жизни то, чего не позволяет мне сцена?!

– А окружающие как могут подыгрывают, но играют они плохо.

– Что ж, может, ты и прав, может быть, планка поднята слишком высоко. Вот потому я снисходителен. Я прощаю Елене то, что другой не простил бы никогда. И к этому же я призываю вас! Прощайте ближних. Прощая, вы их возвышаете. Их возвышаете, а не себя, как все мы почему-то думаем.

– Пеликан, я уже люблю этого человека, – развел руками Багила. – Он, конечно, неправ, но при случае надо будет с ним выпить и продолжить этот разговор.

– О Боже! – как всегда переигрывая, схватился за голову Сотник. – Я ведь об этом и хотел с тобой говорить, Пеликан. Сегодня у Ирочки день рождения. Конечно же, я не мыслитель, не пророк, а всего лишь смешной безымянный артист, но – увидишь, это ее последний день рожденья дома. В следующем году ее здесь уже не будет.

– Куда же она денется? – одновременно спросили Пеликан и Багила.

– Выйдет замуж и уйдет, упорхнет. Через год все будет иначе, вот увидите. И поэтому…

– Ирка выходит замуж? – перебил его Пеликан.

– Нет-нет, это я… предсказываю, да? Я же знаю ее, и ты ее знаешь. Мы все знаем ее достаточно, чтобы понимать – в восемнадцать Ирочки здесь не будет. Она вырвется отсюда и унесется куда-то… Я даже представить не могу, куда. Но Елена ее просто так не отпустит, поэтому она выйдет замуж. Что называется – за первого встречного. Может быть, за тебя, Пеликан, кто знает? Но этому первому я не завидую ни секунды. Он будет несчастным человеком.

– Вот она, беспощадная правда, – Багила похлопал Пеликана по плечу.

– Это меня здесь через год не будет, Федорсаныч, – игнорировал реплику Багилы Пеликан. – Осенью я иду в армию.

– Значит, тебе повезло, – с мрачноватой ироний заметил Сотник. – Но до этого еще надо дожить. А семнадцать ей исполняется уже сегодня. И раз это ее последний день рождения дома, я хочу, чтоб она его запомнила надолго. Я договорился с администратором – зал «Олимпиады-80» на этот вечер наш. Ты представь, весь зал – наш! Но нужна водка. Ресторан дает ящик «Русской», больше у них нет, а что такое ящик? Это капля. И я не позволю себе травить вас «Русской». Во всяком случае, начнем мы не с нее, а уж там как пойдет… Поэтому нужно поехать на базу Днепровского треста столовых, взять там два ящика «Зубровки» и три ящика массандровской «Алушты» – все уже договорено. А после этого можно будет «Русскую», что угодно уже можно будет. Я бы поехал сам, но нужно еще взять икру и балык, а это совсем другое место, совсем другие люди и совсем другие связи. Там по записке не дадут, только лично: руки – в руки, глаза – в глаза. Поэтому умоляю тебя слезно, ползая здесь, в пыли, и этой же пылью посыпая свой лысеющий череп: привези водку вместо меня. Бери такси, отправляйся туда прямо сейчас, и к семи ты успеешь вернуться.

– Это невозможно, Федорсаныч. У меня на шесть в парке под колесом встреча назначена. Подарок для Ирки принесут. Поймите, я никак не могу уехать.

– Да, можешь, конечно, – засмеялся Сотник. – Ну что, подарок… Ты попроси кого-нибудь, вот хотя бы своего товарища. Это же несложно, это совсем несложно, а столько проблем сразу разрешится, а? – Сотник крепко схватил Багилу за запястье, притянул к себе и внимательно посмотрел тому в глаза. – Так ведь?

– Хорошо, – согласился Багила, хотя в эту минуту ему не хотелось с кем-то встречаться в шесть часов вечера под колесом, а хотел он только домой. В этот день он как никогда хотел домой. Он устал. Наверное, все дело было в погоде.

– Отлично! – Хлопнул в ладоши Сотник. – Значит, мы все утрясли. Тогда запоминай, Пеликан: скажешь, что ты приехал вместо меня от Алабамы. Все просто. Туда берешь такси, держи два червонца на такси, а назад приедешь с их грузчиком на их машине. Водку по белым накладным проведут через ресторан, так что тут все чисто, и деньги не твоя забота. Ну что, понял?

– Не знал я, Федорсаныч, что вы такой напористый деловой человек, – удивился Пеликан.

– Я играю, Пеликан, – подмигнул ему Сотник, – не забывай, я все играю. Могу сыграть короля, могу могильщика, могу череп Йорика.

– Все-таки он удивил меня, – глядя вслед Сотнику, спешащему смешной катящейся походкой, сказал Пеликан Багиле. – Если бы это не звучало так смешно и глупо, я бы сказал, что он играет играющего.

– Играет актера, ты хотел сказать?

– Да, именно так я и хотел сказать. Ну что ж, с этим ясно. Пора звонить Малевичу. Внутренний голос настойчиво твердит, что мои деньги уже лежат у него.

Всю ночь Федор Александрович страдал. Перед рассветом, когда дома все еще спали, он заперся в ванной, включил горячую воду и начал привычно читать монологи Эдипа и Аякса. Потом он рыдал, читал еще что-то, не отвечая на стук и грубые призывы тещи прекратить выть. Когда вода уже совсем остыла, он вдруг услышал, что декламирует предсмертный монолог Ромео: Скрепите, губы, вечный договор с прожорливою смертью! Где питье? Где этот горький и бесстрашный кормчий? Тут бы ему остановиться – какой он, в самом деле, Ромео? – эти страдания становились смешными уже и для него самого, а катарсиса все не было, катарсис ускользал. Но Федор Александрович упрямо взялся читать с середины роль Вертера из давнего студенческого спектакля, в котором Вертера играл вовсе не он. Бог свидетель, как часто ложусь я в постель с желанием, а порой и с надеждой никогда не проснуться; утром я открываю глаза, вижу солнце и впадаю в тоску.