Victory Park - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Никитин cтр.№ 21

Болтаясь этим утром на колесе и разглядывая с его высоты аллеи парка, Пеликан вдруг вспомнил, что у него же есть Курбатов. А вспомнив о книге, тут же понял, что если Малевич ему поможет, то он сумеет достать деньги на подарок для Ирки. Ну а если не сможет Малевич, то, наверное, ему не поможет уже никто.

Полчаса Пеликану должно было хватить, чтобы сбегать домой и вернуться с книгой. Он жил неподалеку, в старой панельной пятиэтажке, одной из тех, с которых когда-то начинался Комсомольский массив. С его последнего, пятого, этажа, из-под вечно протекающей, кое-как залитой битумом плоской крыши, в первые годы были неплохо видны колокольни Лавры и Софии – весь киевский правый берег. Однажды Пеликан разглядел с балкона огромную летающую тарелку, севшую на строящийся Дом Торговли. Он наблюдал за ней несколько дней, и все это время тарелка оставалась на крыше, никуда не улетала, а по ночам ее даже подсвечивали. Наверное, изучали. Пеликан решил, что обязательно должен увидеть ее вблизи. Вдвоем с Багилой он отправился к Дому Торговли с инспекционной поездкой. Тогда они учились классе в третьем или в четвертом, и само путешествие на Львовскую площадь поразило их, пожалуй, сильнее, чем строительство новой высотки. Все-таки правый берег – не левый, что ни говори. Тем более что тарелки никакой там не оказалось – за тарелку Пеликан принял белый шар метеорадара между стрелами двух подъемных кранов. Вблизи и не похоже совсем на тарелку.

Ну а потом как-то быстро, чуть ли не за год, перед его домом все застроили, и из окон Пеликана, с его пятого этажа, теперь были видны одни лишь стены шестнадцатиэтажных общежитий. Никакого правого берега – ни Софии, ни Лавры, только Дом Торговли какое-то время еще маячил на отшибе. А потом застроили и его.

Пеликана эти перемены так разозлили, что он даже плеснул свежей пионерской желчи в школьное сочинение на безобидную тему «Вид из моего окна». За сочинение он получил тройку с двумя минусами, в кровь расцарапавшими тетрадный лист. К оценке прилагалось указание раздраженным почерком: Смотреть нужно выше! И шире!

Миновав нелюбимые общаги пединститута, он подошел к своему дому и у входа в подъезд привычно проверил почтовый ящик. Газет не было, писем не было, зато пришла повестка из военкомата. Пеликану предлагали через пятнадцать дней явиться для прохождения медосмотра на улицу Лебедева. На этот раз о нем не забыли.

Его должны были забрать еще прошлой осенью, после первого курса. Но почему-то этого не сделали. Может быть, его дело попало не в ту стопку, не в тот ящик, легло не на тот стол, не к той девушке, прапорщику советских вооруженных сил. Неизвестно, что там случилось, но лето миновало, заканчивалась осень, однокурсники Пеликана один за другим получали повестки на расчет и уходили в армию, а Пеликана в военкомат все не вызывали. Так и не вызвали. Зато в конце зимы его пригласили в военную прокуратуру.

– Как здоровье, как себя чувствуете? – не отрывая взгляда от медицинской карточки Пеликана, спросил прокурор.

– Спасибо, неплохо.

– Как учеба?

– Учусь, – отвечал озадаченный Пеликан.

– Если у вас все неплохо, то почему же вы до сих пор не в армии, а? – прокурор посмотрел на Пеликана так, словно тот немедленно должен был собрать рюкзак и бежать на построение.

– Так вы же меня не зовете. А без приглашения не принято у нас все-таки.

– Действительно, не зовем. И это странно. Всех зовем, а вас почему-то нет. Как это объяснить?

– Загадка, – пожал плечами Пеликан.

– Может быть, вы заплатили кому-то? Военкому, например? – прокурор вдруг улыбнулся широко и дружески. – Говорите, не бойтесь – мы его накажем, а не вас. Или это ваши родители дали ему взятку, а?

Тут Пеликан подумал, что прокурор, наверное, копает под военкома – зачем ему какой-то Пеликан? Но как вести себя, когда, брызгая слюной и чернилами, сцепились юристы и военные, он не знал, а потому просто сидел и молча смотрел в глаза прокурору.

– Ну хорошо, – сказал тот минуту спустя. – Мы в этом разберемся, а вас еще вызовем. Вы ведь никуда уезжать не собираетесь?

– До лета я точно в Киеве, – кивнул Пеликан.

В результате его не призвали в армию и весной тоже. Разбирались, наверное, все это время с военкомом. А вот теперь, в конце мая, вдруг прислали повестку, и значит осенью вместо квантовой механики он отправится учить Устав гарнизонной и караульной службы. Итак, все предельно прояснилось: впереди сессия, лето и затем – два года армии.

– Какие тут чудесные акварели Остроумовой-Лебедевой, а я ведь совсем забыл о них, – восхитился Малевич, не спеша перелистывая страницы «Садов и парков». – Ты не помнишь, Пеликан, она их рисовала специально для Курбатова?.. Нет, вряд ли. Но, так или иначе, они здесь удивительно к месту. Что говорить, замечательная книга. И выглядит безупречно – даже отметок магазинов не видно. Рискну предположить, что ты ее не в магазине покупал, а взял из старой, хорошо подобранной библиотеки, в которой она и провела без малого семьдесят лет. Впрочем, настаивать не буду, – Малевич легко погладил светло-бежевый парчовый переплет и положил Курбатова на стол. – Просить за нее сто сорок рублей – это, конечно, проявление безграничного нахальства, но и не просить как будто нет причин. Во всяком случае, я их не вижу.

Малевич не ошибся, «Сады и парки» были бабушкиным наследством. Правда, от ее сказочной библиотеки, занимавшей когда-то целый зал в старой квартире на углу Владимирской и Большой Житомирской, давно уже остались считанные тома. К родителям Пеликана их попало только шесть. Теперь осталось пять.

– Все ведь зависит от покупателя, – продолжал Малевич, – кто-то за нее десятки не даст, а наш может и полутора сотен не пожалеть. Тут как повезет. Пеликан, ты иди, наверное, погуляй час-полтора, а потом позвони мне, хорошо? Не будем смущать человека.

– Служение мамоне не терпит лишних глаз и требует уединения, – понимающе кивнул Пеликан.

– Ты молодой наглец! Если покупатель увидит здесь незнакомого человека, да еще с твоей нахальной любопытствующей физиономией, то развернется, уйдет и адрес этот забудет. И правильно, между прочим, сделает. Так что проваливай, не трать мое время и не мешай работать. У меня сегодня библиотечный день, а он бывает всего раз в неделю.

– Просто я хотел посмотреть, кому уйдет мой Курбатов, – объяснил Пеликан. – Все-таки он мне родной. Я вырос с ним в обнимку. Но ладно, нельзя так нельзя.

Пеликан вышел от Малевича с таким чувством, словно день уже закончился. Он сделал все что мог, а остальное от него не зависело. К тому же он был уверен, что букинист продаст «Сады и парки», а значит, деньги у него будут, и подарок для Ирки тоже будет.

Погода, между тем, портилась. Небо совсем затянуло какой-то серой дрянью, и об утреннем солнце не напоминало уже ничего.

В глубине двора, на небольшой самодельной лавочке возле высокой зеленой голубятни, накормив птиц, отдыхал Лысый Матрос. Он сидел, немного развернувшись, вытянув далеко вперед покалеченную левую ногу. Еще в те времена, когда был он молод и жил на Подоле, в Киеве случился очередной приступ борьбы с голубями и голубятнями. Во двор к Матросу явилась комиссия, состоявшая из управдома, его помощника и двух рабочих. Управдом сказал, что этот колченогий курятник давно уже всем надоел, есть постановление исполкома, и будет лучше, если Матрос сам его сломает, по-хорошему. Но Матрос ломать по-хорошему не захотел, он взобрался на крышу голубятни и заявил, что не уйдет оттуда никуда, а если его голуби так мешают советской власти, то пусть ломают вместе с ним. Матроса долго уговаривать не стали, быстро подпилили шесты, на которых стояла деревянная конструкция, и она завалилась набок под яростный рев Матроса, под вопли и причитания соседок. Лысый Матрос тогда сломал левую руку и ногу. Его руку врачи кое-как привели в порядок, а нога срослась неправильно и с тех пор так и не гнулась.