Моржи прекрасны! Огромные, весом многие около тонны, а то и больше… А как они плавают!
Арктика показала нам ещё одних своих обитателей. Думаю, что у моржей жизнь совсем непростая, не намного проще, чем у крачки или кайры, о которых я рассказывал. Но когда они лежат на пляже, хрюкают или плавают и ныряют в чистейших зеленоватых водах вдоль пляжа, их жизнь кажется вальяжной, безмятежной и очень комфортной.
Моржи показались мне настоящими сибаритами. Очевидно, что они умеют шикарно провести время. Вот только часто ли здесь бывает такая солнечная и приятная погода? Не знаю.
От моржей мы направились наконец к мысу Желания и подошли к нему в то время, когда погода активно портилась. Задул сильный низовой ветер, который поднимал неприятную для высаживающихся на надувных моторных лодках высокую рябь и даже срывал холодную пену с невысоких, но очень частых волн. Высадка прошла довольно быстро и гладко: ветер дул нам в спину и подгонял.
На берегу нас ждали уже привычные глазу в нашей родной Арктике руины и следы давней человеческой деятельности. На мысе Желания научная станция работает давно, поэтому и руин, а также нагромождения брошенного железа и прочего намного больше, чем в Русской Гавани.
И конечно, везде бочки, бочки, бочки. Но на мысе Желания работают люди. В стороне от брошенных построек и вышедшего из употребления научного оборудования и всевозможной техники стоит небольшой новый домик, вокруг которого все более-менее чисто, прибрано и имеет жилой, упорядоченный вид.
Когда мы подходили к берегу, нам навстречу выехали два диковинных самодвижущихся колёсных аппарата. Ни на какой известный мне автомобиль они не похожи. Один совсем маленький, но очень шустрый, восьмиколесный, другой – большой и с шестью огромными колесами. Они ехали к месту нашей высадки между руин, нагромождений искореженного металла, и казалось, что мы попали внутрь фантастического фильма про мир после глобальной катастрофы или что мы участвуем в какой-то антиутопии. На кабине большого самодвижущегося аппарата было написано «Петрович». Оказывается, это наша отечественная разработка специально для северных широт и для перемещения по тундре.
Какие-то наши кулибины делают таких вот «петровичей» с итальянскими двигателями и многими другими зарубежными деталями. Но нам сказали, что «Петрович» намного лучше канадских и американских аналогов.
На мысе Желания мы пробыли недолго. Учёные поехали на «Петровиче» к какому-то озеру, чтобы взять пробы. Я тоже хотел ехать, но почему-то понял, что мыс Желания и его самую конечную точку мне посетить важнее и интереснее. Точнее, понял, что мне просто необходимо её посетить. А если этого не случится, я всю жизнь потом буду жалеть. Мне говорили, что вполне можно успеть съездить к озеру, а потом вернуться к мысу… Но я пошёл на мыс.
Там есть военные укрепления. Старые. Выкопанные в грунте маленькие блиндажи и что-то вроде небольших окопов, в которых когда-то, в 1942–1943 годах, были установлены крупнокалиберные пулемёты и даже семидесятипятимиллиметровая пушка. Эти укрепления были сделаны после нападения на метеостанцию в августе 1942 года немецкой подводной лодки. Тогда одна из немецких субмарин, сопровождавшая линкор «Шеер», который дошёл до Диксона и даже вступил в бой с его защитниками, но захватить Диксон не смог… Так вот, одна из лодок подошла к метеостанции на мысе Желания в надводном положении и обстреляла станцию из пушки и пулемётов. Немецкие моряки разрушили здание станции и все жилые постройки. Высаживаться немцы не стали, полагая, что, если они кого-то и не убили, то люди без жилья здесь всё равно не выживут. Лодка ушла… а метеорологи не пропали. Главное, что немцы уничтожили не всё оборудование, и наблюдения за погодой можно было продолжить.
Метеорологи не только выжили, но и смогли сделать так, чтобы работа не прервалась, что совершенно необходимо для метеостанции. Наблюдения за погодой должны идти непрерывно, и если они будут прерваны, весь смысл и содержание многолетнего труда будут уничтожены, а ценность данных за многие-многие годы обесценена.
Метеорологи мне объясняли, почему это так, но я всё равно не совсем понял. А они, наверное, сочли меня туповатым, раз я не понимаю таких очевидных вещей.
Короче, на мысе Желания остались эти военные следы и могилы тех, кто погиб в августе 1942-го.
Мыс Желания прекрасен тем, что это самый настоящий мыс: длинный, острый и скалистый. И у него есть такая точка, на которой стоишь и понимаешь, что это самая-самая северная точка Новой Земли… Не вот тот краешек пляжа, не какая-то отмель…
На мысе Желания можно стоять, раскинув руки, и одна зависает над Баренцевым морем, а другая – над Карским… Впереди же видна гряда небольших скал, которая штрих-пунктиром как бы прочерчивает границу между этими двумя морями.
Постоял я на мысе Желания совсем коротко. Стал вспоминать какое-нибудь самое заветное желание, чтобы его загадать, но сосредоточиться не мог, так как ветер задувал настолько сильно, что я попросту боялся упасть с этого мыса в одно из морей.
А потом ветер принёс с нашего корабля громкий и протяжный гудок. Гудок грустный, хрипловатый, чуть-чуть срывающийся. Таков голос нашего «Профессора Молчанова». У всех кораблей неповторимые гудки. У нашего гудок с хриплой трещинкой и какой-то грустный-грустный. Как голос немножко простуженного старого слона.
Длинный гудок с корабля означает приказ всем немедленно возвращаться на борт. «Молчанов» все трубил и трубил. Никого сомнения не было в том, что нужно спешить. Высадку прервали, очевидно, по причине резко ухудшающейся погоды, и мы поспешили к берегу.
Возвращение на корабль было вполне экстремальным. Ветер бушевал сильный, бритвенно-холодный, он забрасывал в лодки верхушки волн. Когда мы подошли к борту, наша лодка довольно основательно нахлебалась воды, и мои сапоги – тоже. Это было внятным напоминанием о том, где мы находимся. Вспомнились вальяжные, греющиеся на солнышке моржи, и пришло понимание, что и у них тут жизнь совсем не простая.
На борт все возвращались притихшие, немножко оглушённые… Одна наша лодка, благо прямо у самого берега и только с одним человеком, по пути перевернулась. Всё обошлось, но те, кто это видел, попритихли, и ужин проходил без особых разговоров.
Со времени описанных мной событий мы достигли архипелага ЗФИ. Ранним утром посетили большую станцию на острове Хейса, там же осмотрели озеро Космическое, побывали на острове Чампа и сейчас подходим к бухте Тихая на острове Гукера, где также будет высадка. Ночью нас ждёт ещё одна высадка, но об этом уже завтра.
Сейчас 20 часов 25 минут по московскому времени. Море спокойное, туман. Идём малым ходом.
Русская Арктика. День восьмой
17 часов 10 минут по московскому времени. Идём малым ходом вдоль острова Земля Александры. Вышли из бухты Скворцова, где осмотрели с борта в бинокли гнездовье редчайшей птицы со скромным названием белая чайка. Подойти ближе и высадиться было нельзя: нельзя беспокоить белую чайку, так как она, как всякое редчайшее существо, капризна, нервна и даже истерична, а также нежна и ранима. Все более стойкие и спокойные твари встречаются в мире в гораздо больших количествах, чем нежные и чувствительные.