Евгений Гришковец. Избранные записи - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гришковец cтр.№ 160

Когда-то на острове Хейса находилась не просто большая, а огромная станция. Здесь до середины девяностых годов работала обсерватория и было много других научных лабораторий. Станция в лучшие времена могла принять и разместить до 250 человек. И даже на зимовку здесь оставались более сотни. Когда-то это был почти городок с улицей, фонарями, центром и окраиной. Удивительно и красиво место, на котором люди разместили станцию. Буквально метрах в ста от морского берега находится большое и почти идеально круглое озеро. По той причине, что на станции в основном работали люди, связанные с космосом, то есть работники обсерватории, озеро, которое очень похоже на некий лунный кратер, назвали Космическим. Такую большую станцию разместили здесь именно из-за этого озера. Как ни удивительно звучит, но среди постоянных снегов и льда проблема пресной воды и её стабильное наличие являются довольно редким делом. Да это и понятно. Маленькие озерца перемерзают, а попробуй-ка нарубить льда или накрошить айсберг на сто человек. Так что возле этого удивительного озера построили большой лагерь и, конечно же, превратили красивейшее место в чудовищный и на многие сотни метров вокруг жилья обезображенный пейзаж. Зрелище просто кошмарное!

Высаживались мы в сильном тумане, и сначала на берегу удалось разглядеть только большое безобразное здание котельной, а потом из белой пелены стали проступать отчаянно некрасивые деревянные строения некогда жилых домиков. Домики эти с одной стороны были почти до окон засыпаны тяжёлым прошлогодним снегом. На проталинах стояли лужи и блестела чёрная жидкая грязь. Именно грязь! Мокрую девственную землю грязью назвать язык не повернётся, но здесь это была грязь, потому что на ней были видны следы колёс машин, которые проехали тут больше десяти лет назад, и свежая колея от трактора, который, как выяснилось, есть на станции и ещё способен двигаться. Без этих следов на проталинах была бы просто земля. А тут после корабельной чистоты, чистой морской воды и привычного глазу голубоватого льда, не хотелось ступать в грязь, которую намесила техника. От этой техники не то что след простыл, след-то как раз не простыл, следы как раз остались… Только техника сгнила, в труху превратились колеса, которые проехали по здешней земле, но раны, оставленные этими колесами, до сих пор не заживают и создают ощущение грязи, то есть чего-то отталкивающего, неприятного…

Именно эти следы, эта грязь особенно наглядно и убедительно продемонстрировали мне, как нежна и хрупка Арктика. Я, конечно, ещё в школе слышал от учителя географии о том, что если проехать по тундре на вездеходе, след не зарастёт многие десятки лет. Вот я и увидел такие следы. Это ужас. Когда-то человек жил и работал в Арктике с размахом.

Туман слегка рассеивался, и мы увидели захламлённую и искорёженную взлётную полосу, частью хлама был стоявший хвостом вверх большой самолёт. А ещё – трактора, ящики, трубы и, конечно, как везде в Арктике, ржавые бочки в немыслимом количестве. Напоминанием о жизни, которая не окончательно погибла и ещё теплится в этих руинах, был доносившийся издалека собачий лай. Приятно услышать собаку в безлюдных местах. Всё-таки собака – это всегда дом, защита и надежда.

Но нас никто не встречал. Мы долго шли по давно не хоженому снегу между давно брошенными домиками, шли на звуки собачьего лая и гудение дизельного двигателя. В конце концов на снегу появились следы, собачьи и человечьи. Мы увидели новую сферическую антенну, точно такую, какие стоят на кораблях, увидели небольшой явно действующий трактор и длинное одноэтажное модульное строение, состоящее как бы из кубиков. Возле крыльца громоздились горы оледеневшего грязного снега. Эта грязь оказалась чайной заваркой, которую местные обитатели выплескивали многие месяцы просто с порога. Далеко не ходили.

На пороге нас тоже никто не встречал. Возле двери на станцию, а это была именно станция, мы увидели синюю табличку: «Отделение почтовой связи. Время работы: вторник, среда, четверг, пятница. С 10.00 до 11.00». Мы посмотрели на часы и поняли, что пришли рано.

Мы долго стучались, и нам наконец открыли. На пороге стоял заспанный нечёсаный человек, у которого даже усы были какие-то неприбранные. Не могу сказать, что он обрадовался. Руководитель нашей экспедиции о чём-то с ним тихонечко поговорил, и он предложил нам войти, предварительно вытерев ноги. Только обо что их вытереть, не сказал.

Я с большим волнением зашёл в настоящую научную полярную станцию. Внутри было очень тепло. Воздух был спёртый, давно не проветренный. Сильно пахло дизельным топливом, и громко гудел работающий генератор. В прихожей стояли бочки, ящики, давно не чищенные кастрюли. Мы прошли дальше, и нам предложили войти в кают-компанию. Так встретивший нас человек назвал довольно просторное и светлое помещение, в которое я не сразу решился шагнуть, потому что там было чисто. Точнее, там было чисто относительно прихожей, крыльца и всего того кошмара, которым теперь является некогда большая научная станция.

Мне в этой кают-компании всё было интересно. Перед входом, у стены, стояла старенькая двухконфорочная плитка, недавно мытая, но залитая каким-то варевом… На плитке – старый эмалированный чайник и большая кастрюля на малом огне, до краёв наполненная чем-то булькающим. Я понюхал. Холодец. У противоположной от плиты стенки стоял стол, усыпанный мукой. Ещё на нём стояла маленькая хлебопечка. В помещении приятно пахло хлебом. Уловив мой взгляд, встретивший нас человек сказал: «Хлеб печём… А что делать». Тут я вспомнил, что у меня в руке ведро с капустой, которое я всё время перекладывал из руки в руку, потому что тонкая ручка резала ладонь. Ничего не говоря, я протянул ведро начальнику станции – а это был именно он – принесённый с корабля гостинец. Сквозь полупрозрачные стенки ведра было видно содержимое. В этот момент встретивший нас человек в первый раз искренне и радостно улыбнулся и сказал: «Вот это дело!» Он быстро забрал у меня из рук капусту и куда-то унёс. Видно было, что он по-настоящему рад.

В кают-компании было два окна. У дальней от дверей стенки стояли книжные полки и малюсенький телевизор. По телевизору шли новости. Какая-то журналистка поздравляла актрису Ирину Мирошниченко с юбилеем. По стенам висели старые чёрно-белые фотографии. На одной – белый медведь, на другой – какой-то строгий человек в кителе 50-х годов и со звездой Героя Советского Союза на груди. И ещё висела икона. Но не в углу, а посреди стены. На полке рядом с книгами стояла маленькая пластмассовая новогодняя ёлочка, украшенная гирляндой и парой игрушек. У стены я увидел диван и несколько старых барабанов от большой ударной установки. Барабаны были очень старые, судя по ржавым креплениям, на них никто не играл лет десять. Видимо, мужикам жалко было их выбросить, вещь-то хорошая.

На книжных полках в два ряда стояли книги и толстые журналы, почти все зачитанные. Целая полка книг из серии «Жизнь замечательных людей»: «Денис Давыдов», «Федотов», «Рублёв», «Спиноза», «Пограничники», «Эдгар По»… Самая толстая и нечитаная книга – «Гёте». Порадовала меня на полярной станции почти замусоленная книжка «Гомер. Одиссея». На столике возле дивана лежал толстый журнал «Поэзия», выпуск 13-й за 1974 год. На подоконнике стоял горшок с каким-то растением, что-то вьющееся. А за окном туман.