– Милорд канцлер, вы недавно на службе, и вам, естественно, еще многому предстоит научиться, – резким тоном произнесла она. – Вам неизвестно, что эти петиции отправлены не королю, а мне, его королеве по закону, в надежде, что мне удастся убедить короля удовлетворить эти просьбы.
Он улыбнулся и вытянул руку:
– Напротив, мадам королева, я думаю, вы вскоре обнаружите, что король хочет, чтобы я занимался петициями. Если вы спросите его, он, я уверен, подтвердит это.
Алиенора утратила дар речи. Ответ Бекета привел ее в бешенство. Она еще не подвергалась такому унижению, даже пренебрежительные старые церковники при дворе Людовика так с ней не обращались.
– Оставьте эти бумаги, – ледяным голосом произнесла она. – Я вам приказываю! Я и в самом деле поговорю с королем. А сейчас требую, чтобы вы удалились отсюда.
Показалось ли ей это, или Беккет и в самом деле пожал плечами, прежде чем уйти, поклонившись и улыбнувшись своей презрительной улыбкой, которая приводила ее в бешенство? Ему эта наглость не сойдет с рук, поклялась себе Алиенора, отправившись на поиски мужа.
Она нашла Генри лежащим в ванне, он напевал что-то себе под нос, пока слуги мыли его. Когда королева вбежала в его комнату, чуть ли не дыша огнем, король, нахмурившись, дал знак слугам, чтобы они вышли.
– Моя прекрасная Алиенора, что случилось? – спросил он, поднимаясь и беря полотенце, чтобы прикрыть наготу. Но сейчас его тело ее не интересовало.
– Случился твой лорд-канцлер, этот нахал Бекет! – кипятилась она. – Он потребовал, чтобы я передала ему мои петиции. Сказал, что это твое желание!
Генрих покраснел, но вовсе не от пара из ванны. Наступила гнетущая тишина. Алиенора в ужасе смотрела на мужа.
– Значит, это правда, – сказала она, сама еще не веря своим словам. – Это действительно твое желание.
Генрих обрел голос. Завязав полотенце у себя на поясе, он подошел и обнял ее. Кожа у него была влажная и резко пахла свежими травами, которыми ароматизировали воду в ванне.
– Прости меня, – начал он. – Томас предложил помочь с петициями, и мне показалось, что это неплохая мысль, в особенности потому, что у тебя дети на руках, королевское хозяйство и много других обязанностей.
– Роль королевы не сводится к обязанностям по хозяйству! – вспыхнула Алиенора. – Моя королевская привилегия – заступничество и использование моего влияния, и ты знаешь, как мне это дорого.
– Забудь об этом, – поспешил успокоить ее Генрих. – Я поблагодарю Томаса за его заботу и скажу, что ты продолжишь разбирать обращения. – Он наклонился и поцеловал Алиенору, взяв ее лицо в свои руки. – Ну, это тебя успокоит, мой прекрасный идол?
Ответить, что ее это успокоит и таким образом положить конец ссоре, было легко, но Алиенора ушла с чувством, что Генрих совершает глупость, позволяя Бекету вмешиваться в эти дела. И еще сильнее королева укрепилась в своем убеждении, что теперь она – против ее воли или нет – вовлечена в борьбу за власть с канцлером, который явно собирался подорвать ее влияние, вытеснив из королевских советников и ограничив обязанности хозяйственными делами, что, по его мнению, видимо, и подобало женщине. И ужасная истина состояла в том, что Генрих не понимал этого! Он считал, что Бекет – просто добрый человек. Алиенора готова была завыть от бессилия.
Но первый бой она выиграла и теперь, по крайней мере, знала своего врага, чья улыбка была еще более натянутой, когда они столкнулись нос к носу в следующий раз. Королева исполнилась решимости бороться с Бекетом всеми самыми хитрыми способами, какие имелись в ее распоряжении. Она поняла, что это будет тайная борьба, тут сомнений не оставалось, потому что Генрих не терпел ничего тайного, поэтому придется сражаться с Бекетом на его условиях. Но вскоре Алиенора, к ее разочарованию, поняла, что проигрывает сражение.
Бекет был умен. Он был безупречен в манерах при общении с Алиенорой и неизменно выказывал ей должное уважение, подобающее королеве. Ее всегда приглашали вместе с королем в дом канцлера в Лондоне, великолепный особняк, подаренный Бекету Генрихом и содержащийся за его счет. Дом канцлера по роскоши не уступал королевским дворцам. Напротив, когда Алиенора в первый раз побывала там, ее охватило чувство негодования: почему этот выскочка-канцлер живет в доме, более величественном, чем его господин. Однако она высиживала с искусственной улыбкой, ела с золотого блюда великолепную еду, пила из хрустальных бокалов, украшенных драгоценными камнями и отражающих свет от громадных серебряных канделябров. Прислуживали за столом сыновья английской знати, которых отправляли в дом Бекета, чтобы они обучились манерам, боевым искусствам и всему, что подобает юным аристократам. Королева украшала собой стол, поддерживая живой и остроумный разговор, но в то же время осознавая, что ее слова для хозяина значат очень мало – фальшивость его вежливости выдавали глаза, которые он отводил в сторону, когда она набиралась смелости заглянуть в них.
Алиенора исподтишка наблюдала за Бекетом, этим высоким, стройным человеком с тонкими чертами, темными волосами, орлиным носом, наблюдала, как он очаровывает баронов и прелатов, говоря на любую тему – от соколиной охоты и шахмат до дел королевства. Глаза Томаса загорались энтузиазмом, когда он начинал рассуждать о планах. Эти речи пленяли Генриха, он внимал каждому слову. Тот, кто видел их вместе, вполне мог подумать, что король здесь Бекет – в великолепных парчовых одеяниях, тогда как на Генрихе была простая шерстяная котта и короткий плащ или обычный охотничий костюм. Алиеноре казалось, что тщеславие и вкус Бекета отдавали женственностью, а его маленькие, тонкие ручки, так похожие на дамские, вызывали у нее необъяснимое отвращение. Королева едва сдерживалась, чтобы не отпрянуть, когда канцлер кланялся и брал ее руку в свои, чтобы поцеловать.
Хотя руки Бекета, думала она, не так уж часто касались женщин. Было широко известно, что еще в юности он принес обет безбрачия и потому избегал встреч с прекрасным полом. Алиенора на себе чувствовала эту неприязнь Бекета и видела, что он сводит общение с женщинами к минимуму. Она нередко спрашивала себя, уж не предпочитает ли Томас мужчин, о чем ходили слухи. Но одно королева знала наверняка: ни в каком распутстве Бекет замечен не был, и вот это-то и беспокоило ее. В отличие от многих других придворных, он не искал случая соучаствовать с королем в плотских радостях, не подстрекал его к посещению борделей. Хотя бы за такую малость она могла быть ему благодарна.
В то самое время, когда Алиенора танцевала со своими дамами в Вестминстере, Генрих и Бекет скакали на юг от Оксфорда, оживленно обсуждая еще одно задуманное охотничье предприятие, на этот раз в Нью-Форесте
[38]
. Они предполагали отправиться туда по возвращении Генриха и Алиеноры из большого путешествия по Англии, во время которого королевская чета хотела и себя показать, и увидеть своих новых подданных.