— Вы журналист?
— Да!
— К вам заглянет функционал-полицейский. — Феликс покачал
головой. — Воздержитесь от этой статьи, молодой человек.
— Ничего страшного не случится, даже если напишет, — быстро
сказал я. — Он пишет сенсационные статейки о всякой небывальщине: тайные
общества, экстрасенсы, морские чудовища…
Я замолчал, а Феликс кивнул:
— Вот-вот. Пусть воздержится. Пишите лучше что-нибудь
другое, молодой человек. Что-нибудь романтическое. О любви. О животных.
— О любви к мальтийским овчаркам! — не выдержал я. И
принялся хохотать. Я хохотал очень долго, взахлеб, поперхиваясь и сгибаясь в
кресле, пока покрасневший Котя не принялся стучать меня по спине.
— Вам надо отдохнуть, — сказал Феликс, внимательно глядя на
меня. — Останетесь здесь? Я могу выделить вам комнату. Или поедете к Розе? Или к
себе?
— К себе, — сказал я. Истерический хохот прошел, но мне было
неловко, как человеку, сморозившему глупость в большой компании.
— Разумно. Не стоит слишком нагружать вашу функцию
отлучками. К тому же, как я понимаю, вы даже не познакомились с местными
функционалами?
— Нет.
— Конечно, Москва город крупный, — рассудил Феликс. — У нас
десять функционалов. В Москве, полагаю, больше сотни… Но не сегодня-завтра к
вам придут.
— «Комиссия прибудет послезавтра», — вспомнил вдруг я. — Да…
действительно.
— Вот видите. Волей случая в курс дела вас ввел я вместе с
Розой. Но у вас свои законы, свои правила… Возможно, вам все объяснят точнее и
лучше.
Феликс снова нажал кнопку звонка и сказал:
— Я попрошу Карла отвезти вас. При нем можете говорить
свободно.
— А могу я вас сфотографировать? — спросил я.
— Ищете доказательств для самого себя? — Ресторатор
улыбнулся. — Пожалуйста. Только тогда с вас карточка.
О том, что мы можем и не найти башню, я подумал только когда
мы проехали мимо «Белой Розы». От камешка, оставленного на парапете, было не
больше пользы, чем от хлебных крошек, что сыпали за собой в лесу Гензель и
Грета, — слишком много снега навалило за эти часы. От Коти помощи ждать не
приходилось: подсвечивая страницы экраном мобильника, он пытался читать учебник
истории.
Но все разрешилось неожиданно просто. В какой-то момент,
вглядываясь в проносящиеся мимо улочки, я почувствовал: нам сюда. Ощущение было
сродни тому, с которым я толковал Коте незнакомые термины или дрался с
налетчиками, — чистое знание, убежденность в том, что надо сделать именно так.
Нас довезли до башни, на которую молодой официант глянул с
жадным любопытством. Интересно, каково это — знать о существовании иного мира и
не иметь возможности туда заглянуть?
— Мы вам что-либо должны? — спросил я, повинуясь невольному
порыву.
Хотя что я ему мог предложить? Местных денег у меня нет,
рубли ему без надобности.
— Что вы, ничего. — Парень снова глянул на башню. — Мне пора
ехать… боюсь замерзнуть.
— Может быть, чуть-чуть?.. – Я не закончил фразу.
И в следующее мгновение понял, что люди остаются людьми даже
в параллельном мире.
— Если только совсем чуть-чуть. — Парень смущенно улыбнулся.
— Нечасто мастер угощает простого человека.
Я подумал, что функционал Феликс слегка лукавил, издеваясь
над Розой Белой. Нет, конечно, сам он не признавал такого высокопарного
обращения. Но вот как звали его подчиненные — предпочитал не замечать.
— Мастер с удовольствием угостит вас, — сказал я. —
Проходите.
И вот тут парня словно током ударило! Я уже открывал дверь,
а он все растерянно смотрел на меня. Потом потряс головой. Спросил:
— Мастер приглашает?
— Заходи. — Я гостеприимно распахнул дверь.
Наверное, с таким чувством добрый католик вступает в папский
дворец. Парень долго отряхивал с ног снег. Осторожно вошел — и уставился на
электрические лампочки с тем же восторгом, как Котя, обнаруживший фонари на
парапете.
— Принеси нам, — попросил я Котю. — Ага?
— Ага, — кивнул Котя.
Исчез на минуту и вернулся — с коньяком и тремя рюмками.
Возница проглотил коньяк будто воду. Нет, спиртное его сейчас не интересовало…
— Мастер… могу ли я посмотреть на ваш мир?
Я посмотрел на Котю. Тот пожал плечами: «Сам решай».
— Ну, наверное, да… — Я прошел к двери, что вела в Москву. —
Недолго!
Вам доводилось видеть, как человек любуется видом дождя над
свалкой?
Была уже глубокая ночь.
Вид за дверью был не лучше, чем в Кимгиме. Темнота, грязь,
смутные силуэты домов, в нескольких окнах — неяркий свет. Почему-то еще и
фонари вдоль дороги не горели.
Но парень поглощал это нехитрое зрелище с энтузиазмом
первого зрителя братьев Люмьер. Потом неохотно отвернулся от двери. Прижал руку
к сердцу.
— Спасибо, мастер. Я… я всегда мечтал увидеть чужие миры.
И эта дурацкая напыщенная фраза нас с Котей проняла. Мы,
фальшиво улыбаясь, проводили парня до его двери — в Кимгим. Даже помахали
руками.
А когда я захлопнул дверь — будто из нас обоих вынули
невидимые стержни.
Я оперся о стену.
Котя поступил проще — сел на пол. И принялся ненужно долго
тереть очки о рукав.
— Как тебе… их мирок? — спросил я.
— Мирок? Масоны! — твердо сказал Котя. — Мировой заговор.
Чудовища. Ёшкин свет, зачем я сюда приехал!
У него в голосе прозвучала подлинная мука.
— Ты чего? — не понял я.
— Чего, чего… Ты теперь — страж между мирами, так? На лету
ножики ловишь, раны заживляешь, пошлину взимаешь… А я-то чего ввязался? Я
никто, и звать меня никак! И рассказать не могу, ко мне функционал придет и
башку оторвет!
— Котя…
Мне и впрямь было неудобно. На меня выпал непонятно кем
брошенный жребий. Да и Котя забыл, что мы были дружны. Но все равно — я
чувствовал себя виноватым.
— Все у них схвачено, все завязано, — продолжал тем временем
накаляться Котя. — Повсюду все свои. И зубодеры свои, и парикмахеры. Простые
люди бьются словно рыба об лед, а вы там с жиру беситесь!
Это было уже совсем странно. Я никогда раньше не встречался
с классовой ненавистью. Да раньше и не было никакой разницы между мной и Котей.
Но сейчас я вдруг понял, что ощущал мелкий лавочник, к которому в октябре
семнадцатого года зашел революционно настроенный матрос.