– И ты хоть и смирился, хоть и привык играть с совестью в жмурки, но до конца не успокоился! – выкрикнул Егор. – То, что вы меня использовали, было первой подлостью, которую ты заметил. Так себе подлость-то, если разобраться. Фиговинка! Но у тебя, видать, зудит. Тебе хочется закрыть ту историю – насовсем. Торжественно меня спасти, к примеру. И тогда ты успокоишься. Будто если исчезнет та мелкая уступка совести – она сотрет все последующие. Так?
На миг мне захотелось врезать Егору по лицу. Со всей дури. Я даже начал привставать, и что-то, похоже, мелькнуло у меня в глазах – Егор чуть прищурился и напрягся.
– Stop de vous disputez, les filles! – весело сказал хозяин, ставя передо мной блюдо. Два маленьких медальона из телятины были украшены тремя ломтиками жареной картошки, веточкой петрушки и затейливыми вензелями ягодного соуса.
Одновременно хозяин слегка оперся мне о плечо. Сильно так оперся. И заглянул в лицо. Глаза у него были мрачные, тяжелые. Ох уж эти клоуны, никогда я им не доверял!
– А ты в него файерболом! – посоветовал с улыбкой Егор. Повернувшись к хозяину продолжил: – C’est de ma faute. – Снова глянул на меня, добавил: – Дожили, за гомиков приняли! – И снова обратился к хозяину: – Desole!
– Desole, – согласился я. На нас и впрямь неодобрительно косились. Не потому, конечно, что приняли за ссорящихся геев – просто не комильфо ссориться так громко.
Хозяин улыбнулся – улыбка была широкой и насквозь искусственной, как у всех клоунов, – и ушел.
Я начал ковыряться в медальоне.
Егор отпил вина.
– Извини, – сказал я.
– Извини, – одновременно произнес Егор.
Мы посмотрели друг на друга и захохотали. А через мгновение весь ресторанчик, повернувшись в нашу сторону, принялся аплодировать!
– Ой, мама родная, – сказал я. – Они же и впрямь…
– Городецкий, у нас, в Париже, нельзя обманывать ожидания публики, – картинно вздохнул Егор. – Теперь нам придется стать настоящими европейцами.
– Слушай, я сейчас отсюда телепортируюсь куда-нибудь… – начал я.
– Куда-куда? – заинтересовался Егор. – Бросаешь?
И это вызвало у нас обоих совершенно идиотский приступ хохота. В окружении доброжелательных французских улыбок все это было и впрямь смешно, но я мог лишь надеяться, что история никогда не станет известна в Дозоре.
Надо мной же полвека хихикать станут!
– Так что насчет инициации? – жуя медальон, спросил я. – Будешь, кстати?
Егор взял вилку, нацепил второй медальон.
– Нет, конечно. Я поеду с тобой… Где вам нужно Зеркало?
– Пока не знаю. Собираемся в Москве, наверное. Егор, ты понимаешь, на что идешь?
– Антон, ты мне объяснил, что через неделю ожидается конец света. И я – или кто-то такой же, как я – могу это предотвратить. Пусть даже ценой своей жизни. Ты думаешь, у меня действительно есть выбор? У какого-либо нормального человека может быть выбор в такой ситуации?
Я покачал головой.
– Конечно, я поеду, – сказал Егор, жуя телятину. – А готовят тут средне. Неплохо, но… У меня был куда лучше повар на примете. Хорошая была идея – ресторан «Иллюзия»!
– Если останемся живы – я пробью тебе финансирование, – сказал я. – Только сделаешь ресторан «Дружественным к Иным», у нас есть такая партнерская программа.
– Заметано, – кивнул Егор. – Но я не останусь. Я вообще думаю, что должен был на самом деле остаться там, у ВДНХ, в подворотне – белый и обескровленный. Просто ты поторопился. – Егор усмехнулся. – И дал мне шестнадцать лишних лет. Ты не думай – я это ценю. Ты же сам ничего толком не умел, у тебя на лице полнейший ужас был.
– Помнишь? – спросил я.
– Конечно. Я ни на минуту не забывал. И не сомневался, что рано или поздно все закончится так.
– Все? – глупо переспросил я.
– Все. Это получилось… ненастоящее время. Заемное. В долг. Все пошло неправильно, поэтому я и живой. Но словно понарошку.
– Прости, Егор, – сказал я.
– Да ладно тебе, дозорный. Я давно уже не злюсь.
– Мы все живем в долг, – сказал я.
– Давай лучше говорить «в кредит»? Так солиднее звучит. – Егор поискал взглядом хозяина – тот поглядывал на беспокойных клиентов, – размашисто расписался в воздухе пальцем. Хозяин кивнул и склонился над кассовым аппаратом. – Можем прямо сейчас в Москву поехать.
– А с женой и сыном попроща… – Я осекся. – Встретиться перед дорогой не хочешь?
– Жена и сын в Ницце. – Егор улыбнулся. – Моих звонков она не ждет.
– Ты же говорил, что любишь ее!
– И я не врал, Антон. Вот только я не говорил, любит ли она меня до сих пор…
От необходимости что-то отвечать меня избавил зазвонивший телефон.
Это был Павел.
– Антон, я уже не на смене, – позевывая, сказал он. – Но Гесер велел позвонить тебе в восемь с четвертью по Парижу и сказать, что два билета на рейс Париж – Москва, вылетающий в двадцать два тридцать, тебе заказаны. На тебя и Егора.
– Понятно, – сказал я. – Ты билеты брал?
– Да. Ругаться на Гесера будешь?
– Нет.
– Тогда спокойной ночи.
Я спрятал телефон в карман и кивнул Егору.
– Уговорил, летим прямо сейчас. У вас, в Парижах, как принято – вызывать такси или на улице ловить?
Глава 4
В кабинет Гесера я вошел в десять утра. Из Парижа мы прилетели в пять утра, после чего я довез Егора до ВДНХ, где по-прежнему жила его мать, лишь после этого поехал к себе и поспал от силы часа три.
Что-то героическое в этом было. Как и в непроницаемо-сдержанном выражении моего лица.
– Доброе утро, шеф, – сказал я. – Егор приехал в Москву, остановился у матери. Он готов при необходимости участвовать в наших операциях.
– Хорошо, – сказал Гесер, с любопытством изучая мое лицо. – Молодцы. Я рад.
– Могу я идти? – спросил я.
– Кхм… – Гесер замялся. – Это все? И никаких вопросов, споров и обвинений?
– Нет, – сказал я. – Можно идти?
– Подожди, – сказал Гесер. – Сядь.
Я послушно сел напротив.
– Антон, ты имеешь полное право возмущаться, – сказал Гесер. – Но я тебе вначале объясню – даже никакой магии в этом нет! Только психология. Понимание движущих людьми и Иными мотивов. Уговорить Егора приехать в Москву и согласиться на самоубийственную миссию мог лишь ты, да и то если бы искренне отговаривал…
– Шеф, я понимаю.
– Поэтому мне… – Гесер осекся. Нахмурился. – То есть действительно понимаешь? И не обвиняешь? И согласен, что Егор нужен?