Он был прав, конечно.
– Я его проведу, – сказала Светлана. – Езжайте, ребята. Мы следом.
Мы шли нарочито неспешно – я, Светлана, Надя. И Кешка, конечно. Куда от него деваться. Может, они с Надей и разбегутся в разные стороны через пару месяцев… или через сотню лет. Но Кешка явно видел в будущем что-то более оптимистичное на их счет. Придется его терпеть.
– Известные люди тут… – негромко сказала Надя. – Гляди, это же мультипликатор знаменитый! А это писатель… Ой, я же его книжки читала!
– Да, приличные люди собрались, – сказал я. – Двуединый должен быть доволен.
– Папа, ну перестань! – попросила дочь. – Он тебя не убил, это самое главное!
Я вспомнил, как они со Светланой рыдали, обнимая меня. А я сидел на полу, ощупывая обгорелые остатки рубашки на одной руке и обугленные лохмотья на другой. По сравнению с обычным ударом Двуединого меня, можно сказать, поцеловали на прощание.
На прощание – потому что Двуединый в этот момент лежал у дверей. Бездыханный и мертвый, унесший в своем чудовищном теле бывших дозорных Света и Тьмы…
Я даже не сразу понял тогда, что произошло. Я был слишком рад тому, что жив. И смущенный взгляд Гесера, и разочарованный взгляд Завулона меня не насторожили. И то, как вдруг замолчала Светлана и, отстранившись, пристально посмотрела в меня, – тоже…
А потом Надя сказала со всей беспощадной откровенностью молодости: «Папа, ты человек!»
Да, я стал человеком. Совершенно рядовым. Без малейшего потенциала Иного. С «магической температурой» намного выше того порога, где хотя бы иногда, спорадически, возникают предчувствия и способность творить мелкие фокусы. Я не выдохся, как это бывает с Иными. Я не был выжат, как это случилось со Светланой, сразившейся с Зеркалом. Я стал человеком бесповоротно и навсегда.
– Мне кажется, тебя пожалела та часть Двуединого, что была доброй, – сказала Надя. – Ведь верно?
Обижать дочь мне не хотелось. Она у меня умница. Но она ко всему еще и Абсолютная волшебница, и поэтому ей полезно стать еще и мудрой.
– Нет, Надя, – сказал я. – На меня очень сердилась та часть Двуединого, что была злой. Поэтому я и жив.
Надя примолкла.
Автобусы уже уехали, мы забрались в машину. Завулон обратно свой подарок не потребовал. Светлана села за руль, я не стал спорить – не чувствуя линии вероятности, я был бы на дороге слепцом.
– И все же и ты не совсем прав, Антон, – сказала Светлана. – Ты стал человеком не потому, что тебя кто-то пожалел или возненавидел. Ты стал человеком, потому что ты им был. Ты им остался, прожив как Иной четверть века, а это большая редкость. Поэтому когда Двуединый убил в тебе мага – ты остался жить.
Я кивнул. Наверное, она была права. Наверное, так оно и есть. Но даже моя мудрая жена не ответит, как мне теперь жить.
А научиться придется.
Живут же люди.
2013–2014
Москва – Лондон – Палермо