С другой стороны, думаю я, можно же выработать свои в организме – прямо сейчас.
В этот момент мне еще кажется, что я шучу.
«Тыдыц!» – говорит сердце с такой готовностью, словно все эти годы только и ждало команды, и начинает колотиться в ритме, скажем так, отчасти приближенном к моим представлениям о должном, миллион ударов в секунду, продолжительность которой столь исчезающе мала, что можно сказать, никакой секунды нет вовсе, поэтому получаем миллион сердечных ударов в одно никогда, и это уже хоть немного похоже на правду.
И тогда я думаю, что огонь в этом мире всегда приходит снизу и сверху одновременно, а не с какой-то одной стороны, и веселое рыжее пламя лижет мне пятки, а синее, способное испепелить всё, чего нет, пляшет на голове, и это тоже похоже на правду.
Жизнь налаживается, думаю я, а потом ничего больше не думаю – если кто пробовал думать со скоростью миллион мыслей в секунду, которая равна одному «никогда», тот поймет, почему.
А потом я всё-таки каким-то образом прихожу домой, и начинается гроза.
* * *
Ни просьба о помощи, ни согласие принять предложенную помощь никогда не являются согласием терпеть унижения.
Говорить «нет» в ответ на любую просьбу, которую вы не можете или не хотите выполнять – нормально. Никто не должен расплачиваться за ваше неумение говорить «нет».
Не предлагать помощь, не располагая необходимым для этого ресурсом – нормально. Никто не должен расплачиваться за ваше необдуманное предложение помочь, за которым не стоит ничего кроме так называемого «хорошего воспитания» и так называемого «доброго сердца».
Но если уж вы сказали «да» в ответ на просьбу, или сами предложили помощь и получили согласие её принять, обращайтесь с человеком, которому помогаете, на равных.
На равных, и только так. А не то проснётесь однажды в пасти Люцифера, который скучным голосом скажет: «О, еще один предавший доверившихся. Расплодилось же вас! Что станется с моей талией?»
…Потому что унизить того, кому помогаете, означает предать его доверие.
Мне приходилось видеть довольно много страшных вещей, которые происходят с людьми. Но весь этот опыт пошёл мне на пользу. И только одно пошло мне во вред: вынужденная необходимость наблюдать, как на твоих глазах нормальный хороший человек, только что бывший более-менее близким, превращается в чудовище, готовое растоптать тебя за собственный страх, собственную слабость, собственное неумение сказать «нет», собственное «хорошее воспитание».
Потом пройдёт время, и на месте звериной хари снова отрастет человеческое лицо, но веры ему уже нет. И не будет никогда. Это обрекает на одиночество. Не потому даже, что не хочется ещё раз оказаться в позиции, которая традиционно считается слабой, а вот просто чтобы больше никогда не видеть таких превращений. Они оставляют в моем сердце прорехи недоверия и ненависти.
А оставаться в одиночестве такого рода нельзя. Нельзя замыкаться в себе, нельзя всегда обходиться собственным ресурсом, нельзя не предлагать свой избыток другим. Потому что человек создан для коммуникации с себе подобными, а давать и принимать помощь – одна из важнейших коммуникаций. При выполнении этого упражнения расширяются наши границы, крепнет дух и постигаются чудеса человеческой арифметики, согласно которой 1+1 может быть равно чему угодно. Да хоть миллиону.
Это если без свинства.
О
Об устремлении к недостижимому
В чистом, не замутнённом умственными спекуляциями виде это выглядит как деятельная готовность идти по конкретному пути к абстрактному (то есть, не только недостижимому, но и невообразимому) пункту назначения.
Как только пункт назначения обретает конкретные черты, путь искривляется и замусоривается, но это уже совсем другая история.
При этом наличие конкретных промежуточных целей – совершенно нормальное, обычное дело, при условии, что мы осознаем промежуточность (а также необязательность и взаимозаменяемость) этих целей.
* * *
Об этом невозможно, да и не нужно писать; об этом совершенно необходимо написать – например, сегодня в половине пятого утра, после долгого дня, который начался относительно рано, и спать теперь хочется так, что со стула уже не встать. Ай, ладно, подумаешь, великое дело – стул.
Давным-давно в Гокарне пёстрая толпа пронесла меня мимо какого-то местного святого, или не святого, кто его теперь разберёт, но благословления дед раздавал налево и направо, всем, кто под руку подвернётся. Местным жителям в праздничных одеждах, туристам в шортах, зимующим дауншифтерам в цветных балахонах из окрестных лавок. А мне вдруг отчётливо и негромко сказал: «Тебе надо не получать благословления, а раздавать их».
(На каком языке он это сказал – отдельный вопрос. Тогда было проще решить, что на английском, а теперь я думаю, что на никаком. То есть, на том языке, ради которого строили Вавилонскую башню, наяву, как известно, не достроили, но мало кто знает, что работа была закончена во сне, и с тех пор мы все говорим на одном языке – в некоторых снах, некоторых видениях и прочих обычных ситуациях, о которых вот прямо сейчас вы, взрослые рациональные люди, читающие всё это на работе, чтобы ненадолго отвлечься, слышать не желаете, но это не беда, когда уснём, всё вспомним, когда умрём – тем более, поэтому вполне можно позволить себе делать вид, будто мы не понимаем, о чём вообще речь.)
Так вот. У меня в тот момент и мысли не было получать, какое-то там благословление, меня просто так вынесло к этому деду, звонкому как фонтан, горячему, как солнечный воздух, но в первый момент стало немного обидно, потому что я, конечно, великий герой и добрый конунг, но живой человек, и иногда мне очень хочется, чтобы меня взяли на ручки – хотя бы в метафизическом смысле. То есть, особенно в метафизическом. А тут – шиш тебе, а не благословление, иди вон раздавай, нечего тут примазываться. Ишь!
Но сегодня всё это мне вспомнилось в момент пробуждения, прям подбросило, и дошло наконец, что это – метод. Который подходит не только мне, а вообще всем. Раздавать благословления по мере скромных своих сил и возможностей, не заботясь о том, доведется ли получить хоть одно. Творить своими руками маленькие, не противоречащие законам физики чудеса, а не ждать, пока придет добрый волшебник обоего пола, чтобы осчастливить единственных и неповторимых нас.
Ну или ладно, не чудеса. Просто делать разные дела, незначительные, но прекрасные, избыточные, то есть не предназначенные для выживания, бескорыстные, то есть не для того, чтобы понравиться другим людям, бесстрашные – без оглядки на общественное мнение по данному вопросу.
Вообще – без оглядки.
Единственное, на что имеет смысл оглядываться – это на собственное сердце. Потому что очень часто оказывается, что мы убежали от него далеко вперёд, а оно осталось где-нибудь в наших пяти годах, оглядывается по сторонам, хочет на ручки. Тоже в метафизическом смысле, как я.