После некоторых поисков я обнаружил выключатель — вычурный,
бронза и эбонит. Выключил в каюте свет. Стало абсолютно темно. Яхту покачивало;
судя по бьющей в борт воде, она шла довольно бодро.
На ощупь найдя кровать, я прилег с твердой мыслью не спать
до самого утра.
И, разумеется, тут же уснул сном праведника.
15
Хотим мы того или нет, а принуждение и угрозы — часть
повседневной человеческой жизни. И речь не о каких-нибудь суровых ультиматумах
одной страны другой, не о помахивающем ножом бандите или строгом милиционере.
Речь о самых простых и житейских ситуациях.
«Не доешь манную кашу — не будешь смотреть мультики!»
«Получишь тройку в четверти — не купим ролики!»
«Завалишь сессию — вылетишь из института в армию!»
«Еще раз увижу тебя с Машкой — между нами все кончено!»
«Придешь со встречи пьяным — спать будешь на диване!»
«Кто не останется на сверхурочную работу — может писать
заявление по собственному!»
«Не принесете справку — пенсию не начислим!»
Боюсь, что и после конца нам предстоит услышать:
«Без арфы и нимба в рай не пускаем!»
Заставлять, убеждать, принуждать — это целое искусство. И
мы, конечно, поневоле ему учимся, глотая невкусную кашу и выпрашивая у учителя
четверку. Но все-таки без настоящего профессионализма угрожать не стоит.
Это я понял утром, когда оделся, вышел на палубу корабля и
убедился, что остался один.
Переборщил. Придется признать горькую правду — я переборщил
с угрозами. Отважный капитан Ван Тао (про отвагу я говорю без всякой иронии)
благополучно привел корабль в порт, пришвартовал у причала — и смылся вместе с
командой, бросив, по сути, все свое достояние. Видимо, от функционала, да еще и
проштрафившись, он ничего хорошего не ожидал.
— Я вообще-то на самом-то деле добрый, — пробормотал я, стоя
на палубе. Но меня никто не услышал.
Здесь тоже были горы, но уже нормальные приморские горы, не
слишком высокие, как в Крыму. Со склона сползал к морю город — нормальный
приморский город, которому несколько сотен лет от роду, у нас такой был бы
прочно облюбован туристами. Вдоль берега шли многочисленные причалы, дальше я
увидел пляж — тоже нормальный городской пляж, с самого утра заполненный людьми.
Все выглядело так банально, будто я был где-то на Земле.
Впрочем, кое-что все-таки в глаза бросалось.
Во-первых, нигде не было видно антенн, проводов,
электрических фонарей. Не в ходу тут было электричество.
Во-вторых, здания большей частью были типично
средиземноморскими, европейскими по стилю. Но выше в горы проглядывали крыши
пагод, и вообще в архитектуре появлялся уловимый азиатский колорит. Местный
Чайна-Таун?
Ну и в-третьих, совсем высоко в горах, отделенное от города
зеленой полоской леса, высилось здание совершенно чужеродное, напоминающее
футуристический небоскреб: стекло, металл, бетон, гнутые плавными линиями
вокруг невидимого центра. Что-то вроде… вроде полусложенного веера, который
закрутили вокруг оси. Оно было здесь настолько несуразно, что даже не сразу
бросалась в глаза, сознание словно отфильтровывало картинку за полной ее
неуместностью.
Мне сразу стало легко на душе.
Это принадлежало функционалам. Это их строение, такое же
живое, как моя башня.
Я нашел сердце тьмы! Сверкающее стеклянное сердце.
— Ох, как же мы повеселимся! — сказал я, скорее подбадривая
себя, чем угрожая врагам.
В моей голове медленно и прочно сцеплялись меж собой кусочки
паззла.
Кто сказал, что родной мир функционалов — это рай на Земле,
царство высоких технологий, нетронутая природа, красота и благолепие? Может, он
таким и был. Когда-то.
А теперь — это Земля-шестнадцать. Выжженная пустыня,
отравленный воздух, горящая земля, радиоактивное излучение, руины великих
городов. Почти везде. Только в каких-то далеких уголках планеты, на больших
островах или просто у терпеливой, исцеляющей груди океана уцелели человеческие поселения.
Здесь живут люди, обычные, давно забывшие прошлое своего мира. И те
функционалы, что пережили планетарную катастрофу.
Что с ними случилось? Война — ядерная, а может, и
пострашнее? Вышедший из-под контроля научный эксперимент? Истощение ресурсов?
Падение астероида? Или все сразу?
Умирающий, агонизирующий мир. Люди, роющиеся среди руин в
поисках артефактов ушедшей цивилизации. Функционалы-надсмотрщики,
предпочитающие теперь экспериментировать в чужих мирах… или, возможно, ищущие
путь спасения своего мира.
Не холодный безжалостный разум, ставящий эксперименты над
«мышами в клеточках», как я когда-то наивно подумал. А растерянные,
перепуганные Люди-над-людьми, бросившиеся из своего мира в другие.
Но в любом случае здесь их сердце. Здесь их родина.
И я вправе сделать с ними все, что захочу, — за то, что они
натворили на Земле, Верозе, Тверди, Аркане. Ведь и Аркан — это всего лишь
инструмент. Их главное пристанище, база. Но родина их — здесь.
И нет ничего страшнее, чем удар в спину. Удар, которого они
не ждут. Сюда, вероятно, даже обычные порталы не открываются, они сумели
закрыть обитаемые остатки своего мира, бросив на созерцание таможенникам
радиоактивные пустыни.
Но я прошел. У меня получилось. Где-то что-то пошло не так,
я получил больше силы, чем отпущено рядовому функционалу…
Я встряхнулся. Нечего торчать на палубе, вызывая любопытство
аборигенов.
Спускаясь обратно в каюту, я обнаружил в коридоре свою
аккуратно сложенную стопочкой одежду — чистую и даже каким-то образом
выглаженную. Поверх одежды стояла пара легких парусиновых туфель вроде наших
теннисных и даже подходящего размера. Смывшись с корабля, экипаж все-таки
выполнил все приказы своего опасного гостя и постарался его ублажить. Вначале я
колебался, стоит ли переодеваться в свою одежду. Потом все-таки решил не
расхаживать по городу в костюме матроса.
Воровать я умел еще хуже, чем угрожать. Ну, если не
вспоминать тот случай, когда на складе нашелся неучтенный винчестер, а у меня как
раз винт начал сыпаться… Ладно, это все фигня. Не бывает менеджеров в
компьютерной торговой фирме, которые не прибирают для личных нужд бесхозное
добро.
А вот сейчас я, будучи в здравом уме и трезвой памяти,
собирался обворовать своих спасителей.
Каюты матросов я даже проверять не стал. Чай, не идиоты, не
оставят денег и ценностей на брошенном корабле. А вот капитанскую каюту
обшарил. Но мне не везло. То ли предусмотрительный Ван Тао совсем не возил с
собой денег, то ли я не нашел тайник. Скорее, конечно, последнее. Моей добычей
стала пригоршня мелких денег, к моему удивлению — алюминиевых, и три банкнота
по «5 марок». Эпоха долларов и евро уступила место долгожителям-маркам? Хотя
вряд ли. К европейским маркам они никакого отношения не имели. Текст был
написан на двух языках, один из которых был иероглифическим, а второй имел в
основе латиницу. «Китайский» и «высокий»? Вполне возможно. На уровне
числительных «высокий язык» могло знать и все население. К сожалению, я не мог
сейчас воспринимать эти языки отстраненно и попытаться сравнить их с земными —
способность свободно говорить и читать словно стерла из памяти другие языки.