А ведь я замерзаю…
Стянув рукавицу и вопреки всем зарокам бросив ее под ноги, я
долго протирал глаза и растирал щеки. На веки намерзла ледяная корка. Кожа на
щеках ничего не чувствовала и была на ощупь грубой, как брезент.
Ненавижу холод…
Попытавшись спрятать руку обратно, я рукавицу не нашел.
Видимо, порыв ветра сдвинул ее куда-то в сторону. Может быть, на сто метров, а
может быть, и на один. Все равно — не видно.
Я засмеялся — на крик не было сил.
Все-таки я не дошел. Все-таки они победили. Лабораторная
мышка, которой удалось ускользнуть из клетки, вовсе не спаслась. Лабораторные
мыши не выживают в природе. Даже если на них не охотиться специально…
Скорчившись, пряча лицо от ветра, я уже и не пытался
сопротивляться. То растирал голой рукой лицо, то пытался согреть ладонь
дыханием. Все силы уходили на одно — не упасть. Если упаду — усну мгновенно и
навсегда.
Хотя стоит ли сопротивляться?
Кончится все равно именно этим.
Глупо. Ведь я же прошел все расстояние. Я перебрался через
уродские холмы с их дурацкими буграми пученья и западинами термокарста.
Я всего лишь заплутал. Возможно, в десяти метрах от меня
пылает за каменными стенами огонь в камине, и таможенник попивает горячий
глинтвейн, с удовольствием поглядывая на неистовство пурги…
Ветер сильно толкнул меня в плечо. Упершись рукой в снег, я
не поддался. Ветер толкнул меня снова. Потом подхватил под мышки и поднял на
ноги.
Ветер?
Я что-то захрипел, вглядываясь в темноту. Но намерзший на
ресницах лед и темнота вокруг уже не позволяли мне хоть что-нибудь увидеть. Я
мог лишь едва переставлять ноги, помогая тянущему меня сквозь метель человеку.
Впрочем, почему человеку? Какой-нибудь местный монстр. В
Кимгиме спруты, на Янусе — белые медведи… как в упряжке у Санта Клауса… нет, у
него олени… вот у нашего Деда Мороза, не склонного к сюсюканью, вполне могли бы
быть не кони, а белые медведи…
Голова уже совсем не работала. Я едва шевелил ногами, все
глубже и глубже проваливаясь в беспамятство.
И последней, самой страшной мыслью было: «А что, если это
мне только снится?»
Глоток спирта обжег горло, жидким огнем прокатился по
пищеводу. Задыхаясь, откашливаясь, я приподнялся на локтях. Глаза слезились, я
никак не мог проморгаться. Единственное, что было совершенно ясно, — я уже в
помещении.
Я лежал на грубом шершавом ковре, рядом валялась моя одежда.
Человек, только что вливший в меня спирт, заканчивал стягивать с меня брюки. Я
видел только общий силуэт — зрение никак не хотело фокусироваться.
— Спасибо, земляк, — пробормотал я.
— Почему земляк?
— А кто ж еще… — я перевел дыхание, — …будет замерзшего
человека… чистым спиртом отпаивать?
— Тогда уж землячка, — надо мной склонилась девушка. Худенькая,
миловидная. Молодая, на вид — лет двадцать. Чем-то она напоминала Настю, только
попроще. Меня всегда поражало, как неуловима грань между красивой девушкой и
просто хорошенькой — один овал лица, одна форма глаз и носа, все похоже — но
какие-то неуловимые глазом миллиметры все кардинально меняют.
Впрочем, как раз эта тонкая грань между миловидностью и
красотой позволяет женщинам творить чудеса с помощью нескольких граммов
косметики.
Некоторое время девушка изучала мое лицо, потом
удовлетворенно кивнула:
— Уши, наверное, не отвалятся. Сможете идти? Недалеко?
— Конечно! — преувеличенно-бодро сказал я и попытался
подняться. Девушка подставила мне плечо — конечно же, никакое хрупкое
телосложение не мешало функционалу даже женского пола иметь силу Ивана
Поддубного.
Идти и впрямь было недалеко, до ванной комнаты. Один этаж
наверх и короткий коридор. Пока мы шли, я все пытался подавить тошноту — спирт
гадким комком бултыхался в желудке, будто превратился там в пригоршню едкого и
липучего клейстера. Спирт мне доводилось пить два раза в жизни — один раз
подростком, когда ездили с отцом на охоту (да, именно так, это была та самая
русская охота, цель которой вовсе не в убийстве несчастных зверюшек). Но тогда
мне дали «чуток понюхать для сугрева» после купания в холодной осенней речушке.
А один раз я пил спирт уже вполне взрослым человеком. Вечером с друзьями мы
распили бутылку водки, вполне ожидаемо решили, что надо продолжить, но идти до
ночного супермаркета поленились. Поэтому в круглосуточной аптеке рядом с домом
купили несколько пузырьков «жидкости антисептической» по десять рублей —
гадкий, но, как мы считали, чистый этиловый спирт, отрада московских алкашей…
Самое смешное, что для запивания спирта мы в той же аптеке купили минералку
«Перье» и какие-то особо чистые лечебные немецкие овощные соки — и минералка, и
соки стоили гораздо дороже обычной водки. То ли спирт оказался не таким уж и
чистым, то ли целебные немецкие соки не выдержали такого надругательства и
образовали со спиртом ядовитые соединения — но наутро я маялся самым тяжелым в
жизни похмельем, после чего навсегда зарекся пить спирт.
Ванная комната у девушки оказалась немыслимо роскошной. Даже
сейчас, полуживой от слабости, я что-то восхищенно пробормотал, едва мы вошли в
сияющий круглый зал — мраморные стены, бронзовые лампы, огромная круглая ванна
в полу, уже наполненная горячей водой и дышащая паром…
— Снимай трусы и забирайся в воду, — велела девушка. — Я
сейчас приду.
Смущаться я не стал, хотя было у меня грустное предчувствие,
что такое сугубо прикладное обнажение ликвидирует саму возможность каких-то
романтических отношений в будущем. Ну какая девушка влюбится в парня, который
грел отмороженную задницу в ее ванне?
Хотя с чего я вообще стал строить какие-то планы на эту
девицу? Она таможенник-функционал, я беглый преступник… Не выдаст — и то
счастье.
Забравшись в горячую воду, я, постанывая от удовольствия,
вытянулся во всю длину — размеры ванны позволяли. На воде плавал маленький
герметичный пульт. Путем недолгих экспериментов с кнопками я включил и выключил
в ванне подсветку (как-то не тянуло на интим), а потом запустил аэромассаж: со
дна ванны потянулись вверх ниточки воздушных пузырьков. Меня не то чтобы
одолела внезапная тяга к красивой жизни, просто в бурлящей мутной воде я
чувствовал себе увереннее.
Через несколько минут вернулась девушка — на этот раз с
большой кружкой чая. Я благодарно кивнул, сделал несколько глотков. Чай был
горячий и сладкий, с медом. Говорят, что от горячего чая все целебные свойства
меда теряются, но меня это не расстроило.
— И как тебя зовут, земляк? — поинтересовалась девушка,
присев у ванны. Она была в поношенных джинсах, в слишком большой ей клетчатой
рубахе и босиком. В кино такие девушки ждут отважного ковбоя на ранчо…