Несколько мертвецов и молоко для Роберта - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Котлов cтр.№ 7

На похороны Леши согнали всю школу, и все мы были страшно рады, лишь бы не учиться. Старшеклассники несли гроб, все остальные просто смотрели. Леша лежал в гробу в костюме, при галстуке, с лысой в порезах головой, как у меня сейчас, вот только крови у него уже не было. Вид у него был какой-то непривычно серьезный и важный, потому что раньше он вечно кривлялся, и смотреть на него было совсем не страшно. Его мать работала в нашей школе техничкой и почему-то на похоронах сына не плакала. И совсем никто не плакал, как будто его никому не было жалко. Правда, один из моих одноклассников, стоя рядом со мной, то и дело шмыгал носом, и я решил, что он хочет заплакать, но потом выяснилось, что он едва сдерживался, чтобы не заржать. Он сам рассказывал мне об этом после похорон. Дескать, ему показалось очень смешным, что мертвый Леша с лысой головой лежит в гробу и у него такое подходящее для этого момента прозвище — Лысый. Мне тогда это смешным вовсе не показалось, но я почему-то все равно улыбнулся тому смешливому подонку, показав свои клыки, — обычно, когда я улыбался, я прикрывал рот ладошкой.

С кладбища нас на автобусах привезли обратно в школу, где в столовой были накрыты столы, а у входа на старой парте стояла Лешина фотография, у которой один нижний угол был перетянут черной лентой. Поминки проходили шумно, словно отмечали какой-нибудь веселый праздник. Напившись лимонаду, мы были хуже пьяных. А что вы хотели? Дети все-таки.

Сперва за столами негромко переговаривались, а потом, освоившись, стали ржать во все горло, галдеть и бросать друг в друга конфетами, которые были на столах. Завуч, костлявая женщина, носившая парик, не могла с нами справиться, орала, отвешивая направо и налево затрещины, и обзывала нас дикарями и монстрами. А мы, словно обезумев, никак не могли угомониться, вовсю давали волю эмоциям, снимая скопившееся напряжение, разве что на ушах не ходили.

Траур в школе длился недолго. Через несколько дней Лешину фотографию убрали, и все забыли про него, как забыли про безумство на поминках. А я почему-то Лешу всегда помнил, хотя и не очень хорошо был с ним знаком. Вспомнил и сейчас. Увидел в глубине зеркала, живого, с лысой головой в кровоточивших порезах.

— Привет, Леш, — сказал я.

— Привет, — ответило отражение, и я увидел, что это не Леша Храмов, а я сам, голый, лысый и жалкий. Дезертир, заляпанный спермой и кровью.

Тот шустрый семиклассник, который любил брить голову, вечно кривлялся и задирал на переменах девочкам юбки, заглядывая под них в надежде найти ответ на ночные поллюции, давно был мертв. Я собственными глазами видел, как он лежал в гробу под охапками гвоздик и роз, и было это лет семь назад. Скорее всего, он умер девственником и его мальчишеское жало, не выбросив в теплое влагалище ни одного заряда спермы, давно сгнило. Ваш покорный слуга все еще был жив, торчал день-деньской в ванне и вызывал эякуляции, глядя на ее белье, — черные полупрозрачные трусики когда-то прижимались к ее теплому влагалищу, несколько дней назад, совсем недавно.

Я улыбнулся, и отражение тоже улыбнулось, показав огромные клыки и подтверждая, что это я. У Леши таких клыков не было, были нормальные, ровные зубы, и теперь его облезлый череп скалит их в темноте внутри гроба. Наверное, он улыбается мне. Наверное, я сошел с ума…

Меломан, который живет на третьем или четвертом этаже, ушел из ванной, прихватив свой магнитофон. Жаль. Я еще раз с удовольствием послушал бы Джорджа или Б. Моисеева. Очень жаль.

Я вытер со лба кровь, потом наконец-то намылил мочалку и стал неторопливо мыться.

8

Когда я вышел из ванной и сел у окна, как перед телевизором, было три часа дня. Когда я залезал в нее, было восемь утра, семь часов в ней просидел и, если не придет она или тетка, залезу в ванну еще вечером. Свежевыбритую голову пощипывало.

Я надел ее махровый халатик, белый с розовым, он был мне как раз, и от него действительно пахло ее телом. Каждая женщина имеет свой запах и, если ты ее любишь, этот запах лучший на всем белом свете, хотя он и состоит всего из трех компонентов: пота, выделений из теплого влагалища и духов, которыми она пользуется. Ее любимыми всегда были «Сальвадор Дали» и, пошевырявшись в одном из выдвижных ящиков книжного шкафа, можно найти несколько пустых флакончиков в форме губ и носа. Если бы я служил дизайнером на какой-нибудь парфюмерной фабрике, придумал бы духи, можно одеколон, под названием «Клыки Дезертира» или «Член мертвого семиклассника» — как будет выглядеть флакончик, догадайтесь сами.

Перед домом растут огромные тополя, и в начале лета пух от них так застилает асфальт и лавочки возле подъездов, что кажется, это снег и снова началась зима. У аллергиков в это время обострение, они сидят дома, а ребятишкам забава: они бросают в пух спички, поджигая его.

Сейчас август, и пуха на грязном асфальте и двух лавочках возле нашего подъезда уже не было. За тополями видна большая трансформаторная будка из красного кирпича, а за ней, через дорогу, начинаются ряды гаражей.

Я устроился на кухне, смотрел на улицу сквозь тюль и вспоминал, как однажды из нашего подъезда выносили завернутое в покрывало тело двадцатичетырехлетнего парня, татарина по имени Рашид, который работал водителем грузовика и попал в автокатастрофу. Он жил с родителями и младшим братом на пятом этаже, а в своем подвале, где у него стояли диван, два кресла и старый радиоприемник, перетрахал, наверное, всех местных шлюх. С улицы можно было заглянуть в подвал через небольшое застекленное и зарешеченное окошко, и, когда он забывал выключить свет, я, сопливый школьник с едва прорезавшимися клыками, и еще несколько пацанят и девочек (иногда это были сестры Филькины) из нашего дома толпились возле этого мутного окошечка поздним вечером и подсматривали, как Рашид, сверкая своей белой задницей, подпрыгивал на очередной шлюхе. Нам были слышны их громкие стоны, а когда Рашид узнал, что за ним подглядывают, он, вместо того чтобы рассердиться, специально перестал гасить свет, собственными трусами протер изнутри матовое от пыли стекло и каждый раз так старался повернуть свою партнершу, чтобы нам, придуркам любопытным, было лучше видно ее задницу в красных прыщах, противную сморщенную грудь или мохнатое влагалище. Видимо, ему очень нравилось делать это, когда на него смотрят. Выглядывая из-за спины шлюхи, когда она была сверху, выставив на обозрение огромную задницу с широко раздвинутыми ягодицами, он довольно щерился и показывал нам язык в белом налете.

Посмотреть на то, что выкаблучивает Рашид, стали приходить из соседних домов. Почти каждый вечер у маленького окошка собиралась порядочная толпа ребят, затевавших возню за лучшее место. Некоторые из зрителей еще не ходили в школу, иные здоровенные балбесы давно закончили ее и отращивали усы и жиденькие бородки. Обычно старшие бесцеремонно теснили младших, заявляя, что на «сеанс» дети до восемнадцать лет не допускаются. Младшие не оставались в долгу, отвечая, что это не кинотеатр, где на каждое место есть билет, и старались пробраться к заветному окошку ближе. На «сеансах» неизменно присутствовал младший брат Рашида, противный десятилетний татарчонок с гнилыми зубами по имени Марат. Он гордо сообщал всем подряд, что там, на диване, сверкает голой задницей его родной брат, но на него смотрели с презрением, потому что все об этом и так давно знали. Изо рта у него вечно воняло не пойми чем.