Дело Нины С. - читать онлайн книгу. Автор: Мария Нуровская cтр.№ 41

– Спасибо, что пощадили и не назвали легавым, – улыбается он и, конечно, слегка щурится.

– Легавые собаки – вполне приличные существа, наверняка приличнее людей, – замечаю я.

– И не виляют во время следствия, – добавляет он.

– Это относится ко мне?

– Может быть… отчасти. – Комиссар неожиданно меняет тон: – Пани Нина, положение серьезное: если это вы стреляли в Ежи Барана, то прошу вас дать показания и сказать, где находится орудие преступления. Я не верю, что это было преднамеренное убийство, я уже успел вас узнать, читая ваши записи… Кое-что мне рассказали ваши дочери.

– Они дают показания? – спросила я, по-видимому не сумев скрыть ужаса.

– А вы договаривались о другом?

На миг наши глаза встретились, и в моей голове мелькнула мысль – он уже все знает, и то, что скажу я или скажут они, уже ничего не сможет изменить.

– У нас не было возможности договориться о чем бы то ни было, – говорю я, отводя в сторону взгляд. – Тогда… ведь был вечер… я живу в Старом городе, а они – в Подкове Лесной… я рано утром явилась в комиссариат…

Я закончила книгу о двух старых немках. Благодаря Ежи я смогла использовать оригинальное письмо, рассылаемое из Ватикана по случаю Великого Юбилея церковным сановникам. Он выцыганил его для меня у знакомого священника в польском приходе в Мюнхене. В моей книге его получает умирающая и вступившая в конфликт с Ватиканом и самим папой Римским монахиня.

Ежи был первым читателем этого романа, я послала ему сигнальный экземпляр. Через несколько дней он позвонил:

– Я тобой горжусь… ты написала выдающуюся книгу.

Я решила посвятить роман ему. Ежи был очень тронут. С последующих изданий я распорядилась убрать посвящение. Я не сделала бы этого, если бы не его высказывание в журнале, поместившем репортаж о судебном процессе, который я возбудила против него. Я беседовала с журналистом, не скрывая ни своего подлинного имени, ни фамилии, а он выступал как Ежи Б., сославшись на то, что не хотел бы, чтобы его фамилия мелькала в прессе, потому что он боится потерять клиентов. Он высказался, в частности, по поводу моей писательской деятельности: «Я невысоко оцениваю то, что она пишет. У нее есть определенный талант рассказчика, но все это какое-то поверхностное…»

Вот что остается от больших чувств, от больших надежд. Люди, которые когда-то любили друг друга, спали в одной постели, сидели за одним столом, внезапно становятся врагами и не щадят друг друга.

Разве я была врагом Ежи Б.? То, что он забрал у меня дом, что годами крал у меня деньги – увы, именно так это следует назвать, – было не самым плохим в наших отношениях. Но он пользовался тем, что я слабее его.

Моя дочь Лилька спросила меня, что бы я сделала, если бы Ежи захотел вернуться ко мне. Приняла бы его обратно? Нет. Потому что того человека, которого я любила, уже нет.

– Тогда почему ты все еще страдаешь?

Когда я любила, все имело другой цвет, другой запах. Сейчас я не могу найти себя в этом черно-белом мире. Словно две половинки моего мозга не совмещались друг с другом. Одна копила обвинения, указывала на ошибки, его и мои, обрекая нас на вечную разлуку, а вторая продолжала жить прошлым, тем прекрасным, что было между нами.

Он так сказал:

– Не все было плохо, были и прекрасные моменты.

Он так быстро смирился с нашим расставанием и стал организовывать свою жизнь без меня. А для меня жизнь без него потеряла смысл. Мы еще жили под одной крышей, а он уже не замечал меня. Он всегда был эмоционально не развит, поэтому с такой легкостью отказывался от чувств. Сам мне рассказывал о женщине, с которой провел два года. Тогда в первый раз Ежи ушел от жены.

– Ты любил ее? – спросила я.

– Да, любил, – ответил он.

Она была судьей, а он юрисконсультом, их соединяла запретная любовь. Несмотря на это, они начали жить вместе.

– Мне все завидовали, – хвастался он.

Она была выше его, но это ему не мешало.

– У меня нет комплексов, – говорил он, и я это могу подтвердить.

Пани судья, несмотря на свой высокий рост, ходила на каблуках и не любила носить трусики. Но это тоже ему не мешало, даже приводило в восторг.

Он оставил ее в один день, заявив, что возвращается к детям.

Она жаловалась потом:

– Я открыла рот, хотела что-то сказать, а его и след простыл…

– Почему ты ушел, – спросила я, – если любил ее?

Ежи сделал неопределенный жест рукой:

– Потому что она слишком многого хотела!

А на вопрос нашей общей знакомой, почему распался наш союз, он ответил:

– Завышенные требования!

Со своего дивана я услышала разговор дочерей.

– Я тоже любила без взаимности, – сказала Габи с горечью. – Собственную мать.

Мне стало горько. Я старалась поровну делить свою любовь к дочерям, возможно, это не всегда удавалось. Мне трудно найти с Габи общий язык, потому что у нас разный жизненный опыт. После смерти мужа она заперлась в своем доме, полностью посвятив себя другим людям. Несомненно, это очень благородно, но что будет с ее жизнью? Даже тогда, когда был жив муж, она не уделяла себе внимания. Важен был только он, Мирек. И я даже обижалась на него за то, что он с такой легкостью принимает ее жертву, пользуется этим без удержу. Чуть ли не с каждым месяцем в их союзе его было все больше, а моей дочери все меньше; если бы не вмешалась судьба, Габи могла бы окончательно потерять себя. Теперь, по крайней мере, она сама принимает решения, какие-никакие, но свои собственные. И по-видимому, чувствует себя счастливой в этом мире.

Я не могу сказать, что мы типичная семья, хотя бы уже по одной причине, что большинство ее составляют женщины, лишь Пётрусь немного меняет статистику. Но подобным образом обстояло дело и в семье Ежи. Он сам вырос в неполной семье: отец ушел к другой женщине, когда Ежи был еще маленьким мальчиком. Его и младшую сестру вырастила мать, женщина с сильным характером, можно даже сказать – деспотичная. Она имела большое влияние на сына, и хотя он старался от этого защищаться, у него, наверное, не очень-то получалось. Вопреки ее воле Ежи решил поступать на юридический факультет, тогда как она хотела сделать из него врача, и он рассматривал это как свою самую большую победу над ней. До конца ее жизни он очень считался с ее мнением.

Я помню такой их разговор, когда Ежи позвонил ей уже из Брвинова и сообщил, что не вернется не только в Мюнхен, но и к Ике.

– Подумай, что ты хочешь во второй раз устроить своим детям, – сказала его мать строго. – Ты уже один раз их бросил ради какой-то женщины, сейчас собираешься это повторить? Что же ты за отец?

– Их мать сделала из меня неудачника, типа, у которого руки не из того места растут, ни на что в общем-то непригодного. Мои дочери перестали меня уважать, я этого не могу допустить. Я не уходил ни к какой женщине, я уходил от жены, это большая разница, – оправдывался Ежи, как ученик. Впрочем, его мать до пенсии была учительницей, преподавала польский язык в лицее.