— А мне сказали… — попытался возразить он.
— Не знаю, что вам сказали. — Я поставила пакеты у двери, вышла на лестничную площадку, слегка потеснив гостя, и начала закрывать дверь.
— Квадратная, — сказал он мне в спину. — Квадратная.
Мне стало смешно:
— Скорее, прямоугольная. Квадратные двери, как, впрочем, и круглые, встречаются довольно редко.
— Фамилия — Квадратная, — сказал он.
— Ах, фамилия! — Я повернулась к нему. — Если вы ищете Дуню, то она на работе, будет вечером.
— А вы кто? — спросил он.
— Я? Домработница. Видите, мусор выношу.
Он опять оглядел меня с ног до головы, особенно его заинтересовали туфли на высоких каблуках.
— А где она? — задал он еще один вопрос.
— В данный момент — в фонде «Наша демократия».
— Где? — Его маленькие поросячьи глазки увеличились вдвое. — Где?!
— А что вас так удивляет? — спросила я. — То, что Дуня самостоятельно передвигается по городу, или то, что фонд «Наша демократия» носит такое претенциозное название?
В ответ вежливый юноша повернулся ко мне спиной и быстро пошел к лестнице.
Интересно. Я, дождавшись, когда он скроется за поворотом, тихо пошла следом. Пакеты с мусором пришлось прислонить к соседской двери, где проживала наипротивнейшая Алевтина Семеновна, донимавшая нас скандалами каждый божий день.
Выглянув во двор, я успела увидеть, как мой, то есть Дунин гость, втискивается в джип «Крайслер». Я тут же бросилась к стоящему рядом со своими «Жигулями» приятного вида дядечке и взмолилась:
— Пожалуйста, очень вас прошу, здесь недалеко!
— Да ради бога, — широко улыбнулся он. — Куда?
— Вот за тем джипом.
Дядечка посерьезнел и отрицательно помотал головой:
— Э, нет, девушка. Я такими делами не занимаюсь.
Джип уже выруливал из двора, и от обиды я чуть не разревелась. Вот засада! Столько ждали, чтобы так бездарно проворонить.
— Поймите, там в джипе — мой муж, и мне кажется, он едет к своей любовнице. Я не вынесу, если не узнаю правду!
То ли сработал мой жалобный тон, то ли помогли слезы на глазах, но дядечка смягчился, одобрительно посмотрел на две сотенные бумажки, которые я комкала в руках, и скомандовал:
— Залезай.
Мы быстро вскочили в машину и поехали.
— Ты пригнись, пригнись, — напутствовал меня мой спаситель. — А то он заметит тебя, и ничего ты не узнаешь. А выследить его надо, тут ты права.
Вот она хваленая мужская солидарность.
Мы остановились в нескольких метрах от особняка, в котором располагался фонд «Наша демократия». Очень интересно!
Расплатившись с дядечкой, который на прощание шесть раз подмигнул мне с хитрым видом, я залезла на пенек у забора и просунула голову между чугунных прутьев. Мой утренний гость стоял в углу двора под раскидистой липой и мирно беседовал с Семеном Марковичем, моим заботливым адвокатом. Причем Семен Маркович явно ругался, размахивал руками и гневно топал ножкой, а юноша в спортивном костюме понуро переминался с ноги на ногу и все время пожимал плечами.
Спрыгнув с пенька, я чуть не сломала каблук и точно упала бы, если бы меня не поддержала чья-то заботливая рука. Подняв глаза, я увидела улыбающегося Александра Дмитриевича Трошкина собственной персоной.
— В такой обуви, милая Сашенька, лучше не лазать по деревьям.
— Это бывшее дерево, — сказала я. — Так что не страшно.
— Не страшно? — зловеще спросил он. — Совсем не страшно?
— Вы о чем? — Я с независимым видом уселась на пень и постаралась посмотреть на Трошкина свысока, что было нелегко, потому что он стоял, а я сидела, так что всяко смотрела на него снизу.
— Куда ж вы пропали? — ласково спросил он. — Я жду, жду, а вас нет и нет. Совсем уж собрался заехать к вам в гости как-нибудь вечерком.
Меня прошиб холодный пот — здорово могло бы получиться! Приезжает Трошкин ко мне, а там Зина, которую мы от него прячем.
— Я сейчас не живу дома, — сказала я бледным голосом. — Там живет мой брат со своей… этой… девушкой.
— Брат? — Трошкин усмехнулся. — Вы рассказывали мне, что у вас только старшая сестра.
Черт! Ну почему я такая дура!
— Двоюродный. Кузен, по-вашему.
— Ах, кузен. — Трошкин с издевательским видом закивал. — Тогда понятно. А вы сами, надо полагать, живете в гостинице? Очень трогательно, ничего не скажешь.
— Мне пора, — мило улыбнулась я. — Извините, Александр Дмитриевич, тороплюсь на работу.
— На работу? — Трошкин усмехнулся. — Куда же?
— Мне казалось, я вам докладывала. Я работаю в «Вечернем курьере».
— А мне сказали, что вы взяли отпуск и уже неделю там не появляетесь. — Трошкин явно забавлялся и, похоже, вознамерился уличать меня во лжи и дальше.
— Работа журналиста не предполагает вечного сидения в редакции. Слышали такое выражение: «Журналиста ноги кормят»? Или «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете».
— И куда же вы шагали всю прошедшую неделю? — спросил Трошкин. — За кормом? Впрочем, ладно, не мне вас допрашивать. Но на один вопрос все же постарайтесь ответить: что вы высматривали у меня во дворе?
Я скромно потупилась:
— Не что, а кого.
— И кого?
— Вас.
На этот раз Трошкин удивился совершенно искренне:
— Меня?! А почему из-за забора? Не проще ли было зайти.
— Мне стыдно, Александр Дмитриевич. Я вам нахамила, и просто так прийти… нет, не хватало смелости. Извините меня, сама не знаю, что тогда на меня нашло. Вот теперь хожу кругами вокруг вашего фонда и страдаю.
— Нет проблем, — радостно сказал Трошкин. — Все плохое забыто, пойдемте, выпьем кофе, обсудим наши непростые отношения.
У меня потемнело в глазах — самое худшее, что сейчас можно было бы сделать, — это попасться на глаза Семену Марковичу и его собеседнику, а потом появиться в обществе Трошкина перед Дуней.
— Нет! — Я попятилась. — Не сейчас. Я действительно тороплюсь, но зайду к вам сегодня же.
— Пять минут погоды не делают, — решительно сказал Трошкин, схватил меня за локоть и потащил к проходной. К счастью, Семен Маркович и мой утренний гость слишком увлеклись разговором и никого вокруг не замечали. Зато наше появление в приемной произвело фурор. Секретарша Марина от изумления широко открыла рот и не смогла выговорить ни слова. На мое: «Здравствуйте, Мариночка», она ответила невразумительным: «А-а… и-и…» Определенно, сегодня никто со мной здороваться не хочет. Дуня, сидящая в кресле для посетителей, перенесла потрясение мужественнее. Только в первую секунду на ее лице мелькнула тень недоумения, но она тут же взяла себя в руки и бесстрастно отвернулась.