— Что ты ищешь? — спросила Фатима.
— Просто не спится…
— Возвращайся к себе и ложись. Нечего бродить по ночам.
— А можно воды?
Фатима показала мне металлическую кружку, висевшую на цепи у бака с питьевой водой.
Рассвет наступил незаметно. Оказывается, я все-таки уснула. Меня разбудило кудахтанье кур и женские голоса во дворе. Я накинула платок и выглянула: во дворе толпились почти одинаково одетые женщины разного возраста, они громко и экспрессивно обсуждали обязанности по хозяйству. Наверное, это жительницы деревни пришли помогать готовиться к свадьбе. Они увидели меня и замолчали.
Фатима взяла меня за руку и вытащила на середину двора.
— Это Лейла.
Женщины тихонько загалдели, рассматривая меня с нескрываемым любопытством.
— Идем, я дам тебе завтрак. — Фатима усадила меня и поставила кружку с молоком и лепешку. — Финики будешь?
— Нет, спасибо. Я хотела тебя попросить…
— О чем? — настороженно спросила женщина.
— Выпусти, пожалуйста, Киру и дай ей какую-нибудь одежду.
Фатима стояла в нерешительности.
— Но Махмуд вчера обещал. Правда.
— Ладно, идем, — Фатима направилась к хлеву и открыла дверь.
— Кира, выходи! — позвала я, входя в темное душное помещение, пропитанное запахами животных.
Кира спала на соломе. Она подняла голову, в ее волосах запутались травинки.
— Как ты могла меня здесь бросить? Я боялась всю ночь, что козлы забодают меня… Глаз не сомкнула, — сонным недовольным голосом пробормотала она.
— Вставай, выходи скорее, пока женщина не передумала, — поторопила я Киру.
Кира, пошатываясь, побрела к свету.
Фатима дала ей выцветшую, но чистую одежду.
— Я должна это надеть? — недовольно спросила Кира.
— Да не спорь, ты не можешь здесь разгуливать в таком виде.
— А что здесь происходит? — Кира имела в виду оживление, царившее в доме.
— Свадьба, — коротко ответила я.
— Чья? — не поняла Кира.
— Моя! — зарычала я.
— Ну, у тебя и шуточки, — недоверчиво засмеялась Кира. Но что-то в моем голосе ее напугало.
— Какие здесь шуточки… Он вбил себе в голову, что хочет взять меня второй женой, и решил не тянуть со свадьбой. Он же правоверный мусульманин, не может просто так привести меня к себе в дом, — злобно высказалась я.
— Ужас! — сказала Кира, делая круглые глаза. — А ты?
— А что я? Что я могу сделать? — заплакала я. Только теперь я осознала, что мне предстоит, и отчаяние и безнадежность овладели мной. — До ближайшего города два дня пути на верблюдах. И не убежишь… Он просто пристрелит нас.
— Не плачь, мы обязательно что-нибудь придумаем. И ребята где-то рядом, я чувствую, — Кира демонстрировала удивительное присутствие духа. Что ж, по сравнению с моими неприятностями ночевка в козлятнике казалась забавным приключением.
— Что она умеет делать? — спросила меня Фатима, указывая на Киру.
— Боюсь, что ничего, — честно призналась я.
— Ладно, — Фатима поманила Киру за собой и посадила перед ручным жерновом, — давай, работай.
— Что с этим делать? — Кира подняла на меня свои прекрасные глаза.
— Крути, и крупа будет перемалываться в муку.
Кира попыталась. Жернова были тяжелые, и Кира натужно вздыхала, а через час у нее на ладонях появились кровавые мозоли. Она оттопырила нижнюю губу, как ребенок, готовый заплакать, и с несчастным видом продемонстрировала мне свои несчастные маленькие ручки.
— О Аллах, и это работница! — посетовала Фатима и смазала Кирины ладошки какой-то резко пахнущей мазью. — Раз уж ничего делать не можешь, иди хотя бы покорми детей.
Все женщины были заняты приготовлением огромного количества разнообразных сладостей на основе фиников, меда и орехов. Четверо чумазых ребятишек от двух до восьми лет носились по двору, путаясь у всех под ногами.
— Она хочет, чтобы ты занялась детьми, — перевела я Кире.
— Кошмар! — ужаснулась Кира. — А что мне с ними делать?
— Там на кухне молоко, лепешки и финики. Накорми их.
— Попробую. Только сначала надо отмыть их. Нельзя же садиться за стол такими грязными! — деловито сказала Кира и пошла ловить ребятишек.
Это дело оказалось сложным и неблагодарным. Как только она ловила одного, разбегались остальные, при попытке их поймать не оставалось никого.
— Возьми малышей и идите завтракать, — обратилась я к старшей девочке.
К моему удивлению, она послушалась, строго выговорила младшим, и они чинно отправились на кухню. Я видела, что Кире пришлось выдержать еще одну маленькую войну, когда она, намочив грубую домотканую тряпку, попыталась оттереть от грязи их ручонки и мордочки. Дети сопротивлялись, но в конце концов сдались, морщась и повизгивая. Хотя, с моей точки зрения, детишки от этого чище не стали. Окончательно они вывели Киру из терпения, когда принялись швыряться финиками. Кира разразилась пламенной речью о том, что скудные пески Сахары посылают им свои дары не для того, чтобы швырять ими в братишек, что эти дары надо ценить и благодарить бога за то, что они не умирают от голода.
Детишки ничего не поняли, но экспрессия Кириной речи впечатлила их, и они безропотно выпили по кружке козьего молока.
Зашла Фатима, оторвавшаяся от предсвадебных хлопот, и удовлетворенно покивала головой.
— Пойдем, нужно подготовить тебя к церемонии, — позвала она меня за собой.
Мы вошли в большую и довольно светлую для этого дома комнату. Там уже находились пять пожилых женщин.
Видя, что я в нерешительности остановилась, они зашумели:
— Проходи, проходи. — Они усадили меня на ковер в центре комнаты.
На большом подносе стоял кувшин с водой, флакончики с ароматическими маслами, мисочка с хной, лежали деревянные палочки и губка, настоящая средиземноморская губка, неизвестно как оказавшаяся здесь, в центре пустыни.
— Раздевайся, хабиби, — сладенько сказали женщины. — Приготовим тебя для мужа, чтобы ты стала нежной, мягкой, благоуханной, как цветок.
Ловкими движениями они стащили с меня платье.
— Хорошее, красивое тело, — комментировали они. — Жаль, худовата. Но ничего, нагуляет, Махмуд — хороший хозяин.
Они обсуждали меня, как животное. Какое-то безразличие лишило меня воли, и я покорно подчинялась мозолистым, но легким рукам, которые щупали, гладили меня. Их голоса раздавались как будто издалека, я почти не понимала смысл их разговоров.
Женщины приготовили горячие тягучие лепешки из расплавленного сахара и с их помощью удалили все волосы на моем теле. Было очень больно, кожа горела, как будто меня искупали в кипятке. Но ненадолго, губка, смоченная в настое из каких-то трав с легким запахом мяты и лимона, охладила меня. Чьи-то умелые руки принялись втирать масло, если я не ошиблась — белую амбру. Одуряющий тяжелый аромат поплыл по комнате, и мне кажется, я даже забылась. В памяти всплыл сон у водопада. Все сбылось: тело облагораживают благовониями, входит огромный черный мужчина…