Покров тишины
Лондон, 1 декабря 1978 года
Когда Элайас узнал о смерти Пимби, он возился со своим любимым комнатным растением – тилландсией. Тилландсии – настоящая загадка природы. Они ухитряются жить без корней и впитывают влагу прямо из воздуха благодаря порам, расположенным на листьях. В отличие от всех прочих представителей флоры они не нуждаются в почве, цепляются за любую опору и растут практически в воздухе. Свою любимицу Элайас подвесил в нише над раковиной. Летом, когда воздух становился сухим, он каждые десять дней погружал растение в воду – устраивал ему ванну. Но сейчас была зима, и он ограничивался душем: каждые четыре недели опрыскивал листья из распылителя.
Возня с растением так поглотила Элайаса, что он не сразу расслышал стук в дверь. Дверной звонок вышел из строя во время последнего отключения электричества, и Элайас все никак не мог выбрать время починить его. Через несколько секунд в дверь постучали еще раз, громче. Не представляя, кто мог к нему явиться в такой ранний час, Элайас повесил лиану на место и вытер руки.
Пимби заходила к нему четыре раза и во время всех своих посещений ужасно смущалась и торопилась. Она робко устраивалась на краешке кожаного дивана, словно птица, присевшая на ветку, чтобы собраться с силами и тут же упорхнуть прочь. Поглаживая кошку, она наблюдала, как Элайас хлопочет у плиты: в его доме не было стены между кухней и гостиной. Стряпая, он болтал без умолку, а Пимби не говорила ни слова, а лишь грустно улыбалась.
С самого первого дня знакомства эта женщина поражала его своими противоречиями. Она казалась робкой, пугливой и застенчивой, но он чувствовал, что под хрупкой наружной оболочкой скрывается прочная сердцевина, что в нежную ткань ее души вплетены нити отваги, упорства и решительности. Иногда глаза ее лучились светом, который в далеком детстве Элайас видел лишь в глазах своей матери. Но в то же время на лице ее постоянно лежала грустная тень. Собственно, именно аура неизбывной печали, окружавшая Пимби, толкнула к ней Элайаса.
С того момента, как в зале кинотеатра, где шел фильм «Малыш», они впервые взялись за руки, Элайас мечтал о близости с этой женщиной. Он страстно желал остаться с ней наедине, вдали от чужих глаз, и своими ласками освободить ее от страха, тревоги и сознания собственной вины, которые ни на секунду не оставляли ее в покое. Но всякий раз, когда она оказывалась в его квартире, Элайас ощущал, что не может преодолеть невидимую грань. Прежде он даже не подозревал, что до такой степени способен обуздывать свои желания.
Он отчаянно хотел разгадать загадку, которую представляла собой Пимби. Но еще сильнее он хотел сделать ее счастливой. И в этом желании не было ничего альтруистического: Элайас догадывался, что оно порождено самомнением. Он воображал, что его любовь, подобно волшебной палочке, способна преобразить все вокруг, способна превратить Золушку в принцессу – прекрасную, безмятежную, ослепительную. Сознавая, что он хочет сотворить эту женщину заново, сделать более свободной, более раскованной, более открытой, Элайас подчас ужасался тому, как далеко заходят его притязания.
Иногда Пимби вела себя как совсем юная девушка. Позволяла ему держать себя за руку, украдкой воровать поцелуи, любила склонять голову ему на грудь, впитывая тепло его тела. Но дальше дело никогда не заходило. Интуиция подсказывала ему, что любая попытка перейти к более интимным ласкам не будет иметь успеха. Стоит ему лишь намекнуть на возможность более тесных отношений, и чувство вины, терзающее Пимби, возрастет многократно. Это чувство и без того преследовало ее безжалостно и упорно: она не сомневалась, что замужняя женщина, мать троих детей, совершает тяжкий грех, тайно встречаясь с мужчиной, пусть даже свидания их остаются совершенно невинными. Как-то раз она призналась, что хотела бы получить развод и муж, скорее всего, разделяет ее желание. Но Пимби боялась, что подобный шаг станет ударом для детей, особенно для самого младшего, еще совсем ребенка. Ее неприступность не только не расхолаживала Элайаса, но делала влечение более сильным. Несмотря на свое стремление сделать любимую женщину иной, он, к немалому своему удивлению, принимал ее такой как есть.
Секс теперь казался ему чем-то вроде десерта, который подают в завершение длинного обеда. При всей своей соблазнительности десерт вовсе не является главным блюдом, и переходить к нему сразу было бы неразумно. Они оба только сели за стол. Элайас не представлял, какие яства они попробуют в ожидании десерта, и не собирался ничего пропускать. Как это ни парадоксально, в воздержании от секса было что-то чрезвычайно сексуальное. Элайаса забавляло, что он совершил подобное открытие в столь зрелом возрасте, – прежде ему казалось, что человеку, достигшему его лет, открывать в этом мире уже нечего.
– Бог нас испытывает, – однажды сказала Пимби. – Как ты думаешь, мы выдержим испытание?
– Меня не интересуют проверки, которые устраивает Бог, – ответил он. – Куда интереснее, выдержу ли я борьбу с самим собой.
Она не любила, когда он говорил в подобном тоне. Ей хотелось, чтобы в душе его жили надежда и вера – добродетели, которые он утратил много лет назад, если вообще когда-нибудь обладал ими. Даже в молодости он никогда не уповал на высшую силу, ибо не сомневался: если эта сила и существует, ее никак не назовешь разумной и благой. Будучи убежденным приверженцем агностицизма, Элайас предпочитал не говорить на религиозные темы с Пимби. Он не считал нужным подрывать ее веру и вносить в ее душу еще больший сумбур.
Тем не менее в глубине души Элайас не сомневался, что день, когда музыка, звучащая в их сердцах, сольется в единую мелодию, уже не за горами. В их отношениях начнется новый этап, и тогда они смогут открыто смотреть в глаза друг другу и всему миру. Исчезнут все преграды, все страхи и сомнения. Их любовь, вырвавшись на волю, подчинит себе все обстоятельства. Пимби придет к нему, свободная, избавившаяся от мыслей о собственном позоре. Он сделает все, чтобы она была счастлива, поможет ей вырастить детей. Наконец-то он станет любящим и любимым и зияющая пустота в его душе заполнится.
Быть может, это Пимби, думал Элайас, шагая по коридору. У нее не было привычки появляться неожиданно, но вдруг она решила устроить ему сюрприз? Открыв дверь и увидев перед собой не Пимби, он едва сдержал разочарованный вздох. На пороге стояла девочка-подросток в расклешенных джинсах, коротенькой клетчатой курточке, с кремовым шелковым шарфом вокруг шеи. Длинные вьющиеся волосы, расчесанные на прямой пробор, высокий лоб, выступающий вперед подбородок.
– Мне нужен Элайас, – сказала девочка.
– Чем могу служить? – спросил он и неуверенно улыбнулся.
– Так это вы?
В голосе девочки послышалась такая ненависть, что Элайас растерялся и невольно подался назад.
– Моя мама…
– Что? – выдохнул он, сверля ее глазами.
– Моей мамы больше нет, – проронила девочка, избегая встречаться с ним взглядом.
Она повернулась, чтобы убежать, но Элайас схватил ее за рукав – бесцеремонно, почти грубо.