Искендеру совсем не хотелось гулять, но он не стал спорить.
– Пойдем.
Солнце вовсю сияло на безоблачном небе. На озере не было ни малейшей ряби, зеленоватая вода казалась недвижной, противоположный берег тонул в туманной дымке. Родители с детьми бросали хлеб уткам. По дорожкам трусили бегуны. На траве нежились парочки. Одна из них так распалилась от страсти, что, кажется, позабыла обо всем. Искендер заметил, что Оратор поспешно отвернулся, на лбу у него прорезались тонкие морщинки. Наконец, устав от ходьбы, они нашли пустую скамейку, где можно было без помех поговорить.
– Я так понимаю, у тебя много друзей, – заметил Оратор.
– Да, и все они классные парни, – с готовностью подтвердил Искендер.
– А ты их лидер?
Искендер медлил с ответом. Никогда раньше он не задумывался, имеет ли право считать себя лидером.
– Ладно, все и так понятно, – кивнул Оратор, словно угадав его мысли. – Это хорошо, что ты умеешь руководить людьми и при этом не заносишься над ними. Свойство благородных натур.
– Спасибо, – ответил Искендер.
Его только что удостоили звания лидера, к тому же причислили к благородным натурам, и он поневоле ощутил прилив гордости.
– Твои друзья – славные ребята, но все они еще дети. Им расти и расти. А вот ты куда взрослее, хотя все вы примерно одного возраста. Как это тебе удалось?
– Отец слинял в неизвестном направлении, – неожиданно для самого себя сообщил Искендер. – Так что мне волей-неволей пришлось взрослеть в ускоренном темпе.
– Это многое объясняет, – проронил Оратор.
Искендер ощущал, как гордость проникает ему в кровь, растекается по всем жилам. Это было невыразимо приятное чувство. Раньше он не сознавал, что настолько отличается от других. Но ведь это чистая правда. Он куда взрослее сверстников. Он глава семьи, ее надежда и опора.
– Я старший сын. У меня есть младшие брат и сестра.
– Твою сестру я помню, – многозначительно произнес Оратор.
– Боюсь, она держалась грубо. Пожалуйста, извини.
– Ерунда. Ее можно понять. Она же еще совсем ребенок. В голове полный хаос. Всякая ерунда, которой она набралась от других девчонок, из журналов, из телепередач. Нам всем с детства промывают мозги, и это не проходит даром.
Искендер промолчал.
– Женщинам приходится даже труднее, чем нам, мужчинам, – продолжал Оратор. – Слишком много искушений сбивает их с верного пути. Вечная погоня за тряпками, поиск сначала богатого мужа, потом роскошного дома, потом шикарной мебели. Все это тянется без конца.
– Верно, – подал голос Искендер.
– Прости за бестактность, но почему твой отец не живет с вами?
Искендер судорожно двинул кадыком, словно сглатывая просившийся на язык резкий ответ. Бестактность, за которую попросили прощения, не переставала быть бестактностью. Что за допрос? Может, этому человеку что-нибудь известно об отце? Или он проверяет, до какой степени Искендер с ним откровенен? В любом случае он слишком зарывается.
– У него своя жизнь, – отрезал Искендер.
– Понятно.
– А мне вот не слишком понятно, почему ты про себя ничего не рассказываешь и при этом ждешь, что человек вывернется перед тобой наизнанку.
В глазах Оратора вспыхнули насмешливые огоньки.
– Вот это-то мне в тебе больше всего и нравится, – заявил он. – Твое прямодушие. Ты рисковый человек. И ни перед кем не станешь прогибаться.
– Верно, – кивнул Искендер. – Прогибаться я не намерен.
– Поэтому я тебя и уважаю, – продолжал Оратор. – Вообще, у нас с тобой много общего. Я тоже не люблю пускаться в откровенности. Но раз уж зашел разговор, расскажу о своей семье.
Лицо Искендера слегка смягчилось. Он уже жалел о своей вспышке.
– Мой отец, Халид, родился в Египте, – начал Оратор. – В тысяча девятьсот пятьдесят первом году он перебрался в Бирмингем. Работал в ночную смену, самостоятельно учил английский. «Если не будешь вкалывать до седьмого пота, ничего не добьешься и не станешь никем», – твердил он. Больше всего на свете он боялся остаться никем! За годы, проведенные в Англии, все у него изменилось: одежда, еда, привычки. Только избавиться от акцента ему никак не удавалось. Он женился на англичанке. Родился я. Мои родители отличные люди. Не думай, я ничего не имею против них. Но они настолько поглощены заботами этого мира, что позабыли про мир иной. У них нет веры. И мне их искренне жаль.
Мимо них на роликовых коньках промчалась девушка в ярко-красных шортах и куртке. Искендер проводил взглядом ее голые ноги и только после этого вернулся к разговору:
– Родители всегда остаются родителями, и тут ничего не поделаешь.
– Согласен. Я люблю своих стариков, но уважать их не могу. Любовь и уважение совсем не одно и то же. Если твои родители живут неправильно, ты не обязан их одобрять.
– А мой отец… – начал Искендер, сам не зная, что скажет в следующую минуту. – Пока мы росли, его никогда не было рядом. Потом он смылся. С тех пор прошел почти год.
Он пытался говорить равнодушно, но голос предательски дрогнул.
Оратор внимательно посмотрел на Искендера:
– Значит, тебе пришлось стать главой семьи. Это нелегко. Тебе требуется много сил. Хорошо, что ты занимаешься боксом. Но сила духа важнее физической силы.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Искендер, на самом деле совершенно в этом не уверенный.
Оратор открыл свою сумку-портфель и извлек оттуда две тощие брошюры:
– Возьми. Когда прочтешь, поговорим опять. Расскажешь мне, что тебе в этих книгах понравилось. А если что-то не понравится, тоже выкладывай, не стесняйся.
– Эсма, моя сестра, жить не может без книг. А я, честно говоря, не слишком люблю читать.
– Придется полюбить. Иначе нельзя. – Это прозвучало не как приказ босса – скорее, как важный совет. – Человеческий ум нуждается в новых идеях. Иначе он не сможет работать, так же как автомобильный двигатель без бензина. А книги – самый богатый источник идей.
– Да, наверное, ты прав.
– И вот еще что. Никому эти книги не показывай, хорошо?
– Как скажешь. – Искендер собирался добавить что-то еще, но тут взгляд его упал на часы. – Боюсь, мне пора! – воскликнул он.
Оратор провел кончиком языка по губам. В глазах его мелькнула легкая тень обиды.
– Девушка?
– Ага.
– Англичанка?
– Ага.
– А почему не из наших?
Вопрос застал Искендера врасплох. Иногда ему приходило в голову, что они с Кэти очень разные, но он полагал, что все дело в несходстве характеров, и только. К тому же, как выяснилось, Оратор сам наполовину англичанин. Когда Искендер снова заговорил, в голосе его звучало откровенное раздражение.