— Недалеко, — нехотя буркнул он, стесняясь признаться, что это и вовсе рядом, в Лебедяни.
Ингрид облегченно вздохнула: раз недалеко, то и она может не волноваться, а отправляться спокойно по своим делам — теперь их у неё куда как много! Она видела, что супруг не в настроении, но молодая княгиня уже привыкла к тому, что он легко поддается меланхолии, и знала, что в такие минуты лучше ему не докучать.
Глина в высоком стройном юноше Любомира не признал. Не узнали и другие лебедяне. Они считали, что его горб навечно, и потому терялись в догадках, кто это. Решили, родственник Астахов, ибо на них ликом похожий.
Любомира такое равнодушие земляков радовало и огорчало. Он хотел удивления и восхищения его новым обликом…
Хуже всех чувствовала себя Анастасия. За два года она отвыкла, что её — непокрытую! — может беспрепятственно разглядывать столько глаз, и потому пыталась закрыться остатком покрывала. Это было так непохоже на дочку Михаила Астаха, которую прежде лебедяне потихоньку осуждали за недевичьи поступки и дерзкий взгляд. Было ясно, нехристи молодку испортили! Понятно, что в плену жизнь несладка. И Анастасию уже жалели…
И брат, и сестра, каждый по своей причине решили до срока родню о своем приезде не извещать. Любомир хотел поразить домашних новым обликом. Анастасия по дороге хотела ещё раз подумать о том, как она будет вести себя в родительском доме и вообще в городе. Рассказывать о своем замужестве? Или изображать несчастную жертву «мунгалов», что вызовет к ней сочувствие, но для неё самой будет предательством — она не хотела отказываться от любимого мужа.
Об одном не подумали молодые глупцы, увлеченные своими переживаниями: как будет чувствовать себя их мать? И тем, конечно, испортили радость встречи. Ибо боярыня Агафья, увидев любимое чадо — единственную дочь, которую считала погибшей, страшно закричала и упала без чувств посреди двора. Никто не успел её подхватить, и боярыня сильно ударилась головой о камень.
Начался переполох. Челядь кинулась хозяйку поднимать, послали за врачом, а так как боярыня долго в себя не приходила, послали за её пятерыми сыновьями. На всякий случай.
Вот и вышло, что приезд Анастасии и новый облик Любомира были восприняты вовсе не так, как последним хотелось бы…
Теперь же вся семья собралась вокруг постели матери и жены, с тревогой вглядываясь в её мертвенно-бледное лицо.
Врач домочадцев успокоил: мол, ничего страшного, но в постели полежать надобно, а все же поверить не могли, пока боярыня не открыла глаза и не позвала:
— Настюшка!
— Я здесь, маменька! — Анастасия склонилась над матерью.
— Слава господу нашему! — по щеке лежащей скатилась слеза. — Теперь и помереть не жалко!
— За что же я тогда такие муки терпел? — шутливо возмутился Любомир; ему хотелось и подбодрить мать, и напомнить о себе — неужели так незаметна перемена в его внешности?!
— Помогла тебе Прозора?
Тут уж все расступились, и перед боярыней предстал её младший сын, каким он и должен был стать от рождения. Наконец Любомир мог поворачиваться во все стороны, давая возможность каждому пощупать свою прямую спину.
— Чудо! — восклицали братья. — Чудо!
Теперь боярыня улыбалась и взглядом ласкала обоих. Наконец, помедлив, спросила у Анастасии:
— Одна вернулась?
— С детьми, — ответила та и упала перед ложем матери на колени. Прости, матушка!
— За что же прощать? — вздохнула боярыня. — Не заболей я в свое время, до последнего срока бы деток рожала. Дети — наша радость… Кто же у тебя?
— Сын и дочь.
— Я их пока кормилице поручил, — проговорил старший сын Владимир, который никогда не терялся ни в какой суматохе и помнил обо всем.
— Что с тобой случилось, матушка? — услышали присутствующие знакомый голос.
Князь Всеволод, отодвигая столпившихся у постели больной домочадцев, склонился к боярыне.
— Никак, заболела от радости.
Он говорил с Агафьей так, словно ничего не случилось за эти два года. Словно не было у него другой жены. И обращался к бывшей теще, как и прежде. Боярыня тоже ответила ему, как в давние времена, когда разговаривала с ним — любимым и единственным зятем.
— Неуклюжа я стала, Севушка! Свалилась посреди двора. Поди теперь, объясняй всякому, что сама упала, а не муж поколотил.
Она лукаво глянула на супруга.
Всеволод обежал взглядом лица сыновей Астаха и обратился к бывшей жене:
— Говорят, ты с сыном приехала?
— И с дочерью, — сухо уточнила она.
— Сына-то как назвала?
Об этом никто из родни даже спросить её не успел, но она ответила князю:
— Владимиром.
Старший брат нежно улыбнулся ей — ещё будучи девочкой, она пообещала, что своего первого сына назовет в честь старшего брата. Он всегда незаметно опекал её, но бывал и строг, так что Анастасия порой боялась его поболе сурового батюшки.
Вот и теперь он будто взял на себя ответственность, говоря от имени всей семьи.
— Шел бы ты домой, княже!
Всеволод сделал вид, что не услышал его слов. Почему он должен идти домой, ежели ему и здесь хорошо? Он всегда чувствовал себя в семье боярина Михаила как среди своих родных и не хотел задумываться над тем, что времена изменились.
В самом деле, не выгонят же его! Он остановил взгляд на Любомире. С младшим он был дружен поболе других. Но что в нем переменилось? Это был ликом тот же юноша… Господи, да у него же нет горба! Братья проследили взгляд князя и заулыбались его изумлению. Мальчишка-то красавчик, оказывается! Да и уж не мальчишка. Семнадцать ему.
— Не хочешь ко мне в дружину идти, Любомир? — спросил князь; ему хотелось говорить вовсе не это, но он решил отвлечь Анастасию от слов Владимира. Он украдкой взглянул на бывшую жену. А почему — бывшую? Разве судьба не вернула ему ее?.. А Ингрид… Домой отсылать её, конечно, совестно, но можно отдать за боярина хорошего рода…
В горнице повисла тишина. Князь изумился. Любомир даже не спешит ответить на его предложение. В другое время он прыгал бы от радости.
Любомиру и вправду было лестно предложение князя, но теперь он стал другим человеком. Научился скрывать свои чувства и не визжать по всякому поводу как дворовый щенок.
Понятно, думал князь, Любомир язык проглотил от радости, но почему молчат остальные? Анастасия хмурится. Небось, ревнует. Когда ему у Прозоры неизвестно что почудилось, он готов был не то что хмуриться, избу её в щепки разнести!
От собственного объяснения Всеволод повеселел. Он привык с детства не знать ни в чем отказа. Потому слова Анастасии прозвучали для него как гром среди ясного неба.
— Владимир прав: негоже тебе, князь, у нас задерживаться. Что люди скажут? Да и жену свою не след обижать.