— Может, давай как-нибудь встретимся, поужинаем, повспоминаем?
Что вспоминать? Проведенные вместе три дня? Или Юлию, которая уже тогда говорила о безысходности своей жизни?
— Ладно, встретимся как-нибудь, — внешне бесстрастно соглашается она.
— Так завтра приходи, не забудь! — напоминает ещё раз Роберт и вешает трубку.
Будто приглашает на банкет! С ума можно сойти! Она берет в руки гитару. Недавно в сборнике молодых поэтов она отыскала одно стихотворение, которое поразило её своей выразительностью и откровенностью. Сейчас она подберет к нему музыку и… Опять звонит телефон — её главный отвлекатель от серьезных дел!
— Женя, как ты смотришь на то, что мы с Эдиком зайдем к тебе в гости?
— Заходите, — говорит она, вздыхая про себя — подруги, даже любимые, не всегда могут приходить кстати.
Они приходят оживленные, загорелые. Эдик вручает Евгении большую морскую раковину.
— Презент!
— Мы только приехали, — рассказывает Надя. — Оказывается в гостинице сидеть просто невыносимо. Внизу ресторан и через открытые окна бьет по ушам громкая музыка: то про завязанные узелки, то про женщину, которую и ему бы…
— Кому? — не понимает Евгения.
— Ну, тому мужику, который все время повторяет: ах, какая женщина, мне б такую!
— А-а-а…
— Дело в том, что рядом с домом, в котором мы останавливались, был бар, и там сутками громыхала музыка, и тоже о том же! В конце концов стало казаться, что наша кровать стоит прямо на эстраде. От музыки, причем оглушающей, не было спасения нигде. Ее слышно было на пляже, в горах, где мы было попробовали укрыться, в кафе, на теннисном корте… Словом, захотелось чего-нибудь потише…
— У нас прямо-таки мечта появилась, — продолжает её муж, — посидеть где-нибудь в прохладной комнате, попивая хорошее вино, — он ставит на стол красивую бутылку, — при свечах…
Надя роется в сумочке и достает упаковку свечей в прозрачной обертке.
— магазин уже закрывался. Еле упросили продавщицу, чтоб нам их продала. Думали, вдруг у тебя нет?
— При свечах, — Эдик укоризненно смотрит на жену, которая перебила его монолог, — и чтобы музыка звучала негромкая: брень-брень…
— А я сразу сказала, — не выдерживает Надя, — этот оазис — у Женьки в квартире. Играет она на гитаре, говорю, заслушаешься!
Как бы ты не бился за свою свободу, от соседствующего с тобой на планете человечества не отгородишься! Все равно, у тебя остаются обязанности. Например, быть гостеприимной. И не показывать друзьям, что именно сейчас ты бы хотела совсем другого — просто побыть одной!
Глава восемнадцатая
Дверной звонок буквально вытаскивает Евгению из душа. Она только что пришла с работы. Правда, подвезли её до дома Эдик с Надей, но и короткий путь в машине дал ей почувствовать силу солнца, которое и в сентябре, кажется, не потеряло своей мощи и жарило по-летнему, за тридцать.
— Женя, — нерешительно говорит, входя в открывшуюся дверь, соседка Кристина. — Там не тебя зовут?
— Где — там? — изумляется Евгения.
— Посреди двора стоит какой-то вдрабадан пьяный мужик и орет: "Женя! Лопухина!" По-моему, я видела, как он выходил из твоей квартиры.
Евгения краснеет.
— Извини, Кристя, я сейчас!
И бежит в комнату Никиты, которая выходит окнами во двор. Соседка, осторожно прикрыв за собой дверь, уходит.
О, Господи! Во дворе стоит пьяный Аристов. И кричит.
— Женя! Лопухина!
Всю фамилию ему произнести трудно, потому он выкрикивает её в два приема:
— Лопух-хина!
Что звучит прямо издевательски.
Евгения впрыгивает в спортивные тапочки и бежит к лифту. Кристина, которая специально оставила открытой дверь, и её караулила, спешит следом.
— Женя, — говорит она, слегка запыхавшись, — тебе одной ни за что с ним не справиться. У меня опыт, я знаю. Главное, ни в чем ему не перечить. Они, пьяные, знаешь, какие дурные!
Еще этого ей не хватало! С какой стати она станет возиться со всякими пьяницами, которые позорят её на весь двор! А на него, между прочим, выходят окнами четыре многоэтажных дома.
— Же-ня, — дебильно улыбается ей Толян. — Пришла. А я зову, зову… Устал.
Он выпускает из рук молодое деревце, за которое до сего момента успешно держался, и пытается сесть на землю. Впрочем, движения у него настолько замедленные, что Евгения и Кристина успевают с двух сторон подхватить его.
Аристов некоторое время послушно передвигает ноги, а потом вдруг спохватывается и с пьяной подозрительностью спрашивает:
— А куда вы меня ведете?
— Ко мне домой, — ласково говорит Евгения, помня наставления соседки, хотя с большим удовольствием стукнула бы его чем-нибудь тяжелым. — Разве ты не в гости пришел?
— Нет. Если в гости, я бы поднялся на лифте, — укоризненно объясняет он. — А я стоял и звал. Чтобы ты сама ко мне вышла!
К счастью лифт приходит пустой. Они с Кристиной успешно затаскивают в него Толяна и везут к Евгении.
— Я вам больше ни слова не скажу! — упрямо поджимает губы Аристов. — Потому что вы меня не слушаете, а женщин я не обижаю!
Потом чувство справедливости в нем на минутку просыпается.
— Иногда, конечно, бывает, — нехотя признается он, — но я не нарочно!
Они дотаскивают до дивана пьяного Аристова и нечаянно роняют так, что он стукается головой о стену; правда, удар смягчает покрывающий её ковер.
— У, неуклюжие! — жалуется он кому-то. — Ничего нельзя доверить!
— Спи! — строго говорит Евгения.
Толян послушно закрывает глаза и действительно мгновенно засыпает.
— Что ты будешь с ним делать? — простодушно спрашивает Кристина, но тут же спохватывается — какое ей дело! — и предлагает: — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Чем тут поможешь? — вежливо, но настойчиво вытесняет её к дверям Евгения. — Сейчас я позвоню его жене, пусть она и решает.
— Если что понадобится, зови меня, не стесняйся! — предлагает соседка; она целыми днями сидит дома и радуется всему, что может отвлечь её от серой монотонности собственной жизни.
Сказала Евгения, что позвонит, но как сообщить об этом Нине? "Как есть, так и скажу!" — сердится неизвестно на кого она и набирает телефон Аристовых. Трубку берет Нина.
— Не знаю, как твой муж оказался в моем дворе, — говорит Евгения, — но он… не очень трезвый, потому мы с соседкой завели его пока ко мне… В общем, он уснул на моем диване.
Нина некоторое время молчит, а потом рассудительно говорит: