— Игнац! — воскликнула Василиса и покраснела. — О чем ты говоришь? Разве это наше дело? Князья так решили.
Теперь настал черед смутиться Лизе. В самом деле, откуда к ней пришло такое решение? Не очень-то и долго жила она со Станиславом, чтобы согласиться на все, лишь бы уйти от него.
Не иначе, на нее повлиял пример родителей.
Они устроили фальшивые похороны, объявив умершей живую женщину, и Лиза, не особенно задумываясь, то же самое повторила.
— Вы правы, Игнац, — сказала она мужу Василисы и теперешнему своему товарищу по изгнанию. — Поступок мой достоин всяческого осуждения. И если вы считаете для себя невозможным после такого прислуживать мне…
Теперь уже ученый садовник, кажется, испугался собственной смелости.
— Нет, ни в коем случае, — запротестовал он. — Я сказал это для того, чтобы вы знали, как я к вашему поступку отношусь. Себя отправлять в могилу до срока можно разве что во имя какой-то высокой цели.
Возможно, она у вас есть.
Василиса посмотрела на нее сочувствующе и как бы извиняясь за слова мужа. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. За столом повисла напряженная тишина, и Лиза сказала излишне громко:
— Пойду проведаю нашу гостью. Может, она уже пришла в себя?
— А ты, Игнашек, мог бы пойти отдохнуть, — ласково сказала мужу Василиса, тоже поднимаясь из-за стола. — Все-таки сегодня у тебя был такой трудный день.
— Ежели шановная пани жена не обидится, я хотел бы на часок зайти в оранжерею. Ведь я только поставил ящик с рассадой, а ничего даже не разбирал. — Он посмотрел на строгое лицо супруги и добавил поспешно:
— Хорошо, всего на полчаса. И тут же прибегу назад. Я помню, что у нас сегодня первая брачная ночь и молодая сгорает от нетерпения…
— Ох и хитрющий ты, пан Магницкий! — улыбнулась Василиса. — Иди к своим деткам, но учти, задержишься — приду, свяжу веревкой и связанным приведу в супружескую опочивальню…
Так, посмеиваясь и подшучивая друг над другом, молодожены разошлись по своим делам. Василиса взяла с каминной полки канделябр и поспешила следом за Лизой.
На этот раз Анита спала. После того как обе женщины тщательно ее осмотрели и никаких серьезных ушибов или переломов на теле девушки не обнаружили, они аккуратно вымыли ее, не раз и не два меняя воду в тазу, и переодели в чистую ночную сорочку.
Аниту били, и, похоже, частенько, потому что следы как былых побоев, так и совсем свежих имелись. Значит, побои скорее носили характер наказания и не направлялись на то, чтобы ее покалечить.
— Что же это за рана? — подивилась Лиза, указывая на стертую кожу на щиколотке шириной в пол-ладони.
— Вероятнее всего, ножные кандалы, — сказала Василиса.
— Думаете, она была в кандалах? Как каторжница?
— Трудно строить догадки по одному только следу на коже, — задумчиво сказала Василиса. — Пока девушка не очнется, нам остается только строить предположения. Ее могли держать где-нибудь как рабыню…
Лиза, открывшая было рот, так и не смогла его закрыть от удивления.
— Рабыню?
— А чему вы удивляетесь? Раз теперь поляки больше не имеют своей страны… Совсем недавно Краков был вольным городом, и вот уже он принадлежит Австрии. Поляки не хотят с этим смириться, а австрийцы добиваются от них повиновения любыми способами. И, как со всякими мятежниками, не очень церемонятся с коренными жителями… Но что это я вам, княгиня, рассказываю? Вернемся лучше к нашей больной.
— Как вы считаете, кто она?
— Не знаю. Если не принимать во внимание этот безобразный синяк на левой скуле, девчонка прехорошенькая, вы не находите? И ей к лицу ночная сорочка Екатерины Гавриловны… Думаю, с нею случился глубокий обморок от пережитых волнений.
— По-моему, сейчас она просто спит.
— Я могу лишь предполагать, каким образом обморок перешел в сон: она проснулась в чистой постели, не прикованная, как обычно, поняла, что теперь ей ничего страшного не угрожает, и с облегчением заснула. А что думаете вы, Елизавета Николаевна?
— Я не знаю медицинского термина этого состояния, но думаю, что ее организм таким образом защищает хозяйку от дальнейших потрясений, коими она и так переполнена.
— И какое лечение вы ей пропишете, пани доктор? — шутливо поклонилась Василиса.
— Полный покой. Ласковое обращение. Уход. На ночь — теплое молоко с медом…
— Молоко? О господи, я совсем забыла, у меня ведь Зорька не доена! Простите, но я вас покидаю!
Василиса быстрым шагом вышла из комнаты, и Лиза слышала, как она заправляет маслом фонарь, чтобы взять его с собой в хлев.
Лиза еще некоторое время задержалась возле девушки. Ее дыхание, до того тяжелое и прерывистое, теперь стало спокойным, на щеках появился чуть заметный румянец. По крайней мере, она стала напоминать живую девушку, а не восковой манекен.
Лизе сделалось тепло на душе. Она не только спасла девушку, но и лечила ее, ухаживала за нею. До сих пор делать этого ей не приходилось. Чувство собственной ценности, нужности было для нее новым и очень приятным.
Ночью неожиданно резко потеплело. С крыши обильно потекло; от журчания падающей воды Лиза и проснулась.
Она попыталась опять заснуть, но больше не смогла и лежала, не в силах понять, откуда появилось у нее чувство тревоги. Будто бы случилось что-то нехорошее. Чувство было неясным, неопределенным и раздражало, как заноза в пальце: не очень больно, но саднит и не дает о себе забыть…
Стукнула дверь спальни Василисы и Игнаца. Молодая пошла доить корову, а Игнац, конечно, в свою оранжерею. Лиза подумала, что теперь и у нее появились в доме свои обязанности. Надо проведать Аниту. Перед тем как идти спать, Василиса вынесла из своей комнаты платье, которое стало ей мало.
— Вряд ли я когда смогу вернуться к этому размеру, — нарочито тяжело вздохнула она и отдала платье Лизе. — На случай, если вы пойдете к ней раньше меня.
Вместе с платьем Лиза взяла, к принесенному ранее нижнему белью, шерстяные чулки с подвязками и, помедлив немного, прихватила и корсет, который женщины простого сословия не носили. Подумала и удивилась собственным мыслям: «Пусть привыкает!»
К чему привыкать, зачем эти изыски бедной девушке, Лиза пока не знала.
Услышав скрип отворенной двери, девушка зашевелилась и замерла, вглядываясь в Лизу.
— Тебе стало лучше? — спросила та, прошла к кровати и пощупала лоб больной. — Замечательно. Я боялась, у тебя поднимется температура после лежания в снегу.
— Кто вы? — почему-то шепотом спросила девушка — настороженность стыла в ее взгляде.
— Зови меня пани Ванда, — отозвалась Лиза. — Не бойся, ты у меня дома, тебя здесь никто не обидит.
— Никто? — как ребенок переспросила девушка. — Они будут искать меня и найдут.