— Дядь Миш, так это ж не проблема. У меня комплект поршней есть, у приятеля в гараже, — вдохновенно соврала я, посчитав, что не слишком обеднею, если в ближайшие дни прикуплю запчасти на базаре и отплачу тем самым за доброту и доверие. — Я вам отдам их. Они мне не нужны.
Такой ход принес положительные результаты. Глаза бати засияли.
— А поршни чьего производства?
Я, конечно, не спец по ходовой части и двигателю, но «Клаксон» все же почитываю иногда. Поэтому я со знанием дела сказала:
— Уфимские.
Это его совсем подкупило.
— Ой, Таня, не дай бог чего. Я вон Лене не разрешаю. Она у меня горе-шофер.
Об этом я тоже знала. На первом занятии по вождению она не могла по прямой на первой скорости проехать. Машина выписывала по автодрому кренделя, а инструктор рвал на себе волосы, проклиная горькую судьбу и бездарных учеников. И только ближе к экзаменам в карточке появились долгожданные тройки.
— Бать, рожденный ползать летать не может. Мне это не дано. А Татьяна за рулем — бог. Так что ты не бойся.
К восьми вечера батя сдался и согласился написать доверенность на имя дочери.
А в десять я уже выехала из гаража и, подбросив подругу и старика до дома, направилась к особняку Сабельфельда.
Калитка во двор была открыта, и все окна дома были залиты светом.
Я не сразу сообразила, что происходит. Потом поняла, что Сабельфельд перед тем, как отправиться в последний путь, нанес визит в родную обитель.
Я походила около дома и наконец решилась войти вовнутрь вместе с очередным посетителем. Запахи формалина, стружки, ладана, смешиваясь, витали в воздухе. Здесь пахло смертью. Гроб с телом покойного стоял в гостиной у окна, шахматный столик был задвинут в угол.
Вдова, удрученная горем, сидела у изголовья прямо, как изваяние, и регулярно трогала кружевным платочком сухие глаза. Выглядело это, на мой взгляд, очень уж театрально.
Но окружающие ее люди, зашедшие попрощаться, искренне ей сочувствовали и пытались утешить.
Здесь же я услышала историю, передававшуюся шепотом из уст в уста, о том, что Сабельфельда сгубила любовница, которая убедила его оформить на свое имя завещание.
— Ой, и что только деньги не делают! Из-за них все напасти, — сокрушенно вздохнула пожилая женщина, сидевшая на диване.
А ее соседка добавила:
— Да у молодежи сейчас ничего святого нет. Они отца родного из-за денег задушат. Раньше-то хоть идеалы какие-то были. Стремились к чему-то. А сейча-ас… — Она махнула рукой и добавила: — Вот че по телевизору показывают. Пришел мужик с топором к дикарям — ничего не добился. А пришел с пряничком, угостил вождя, и тот растаял. Бери, мол, что хочешь. Тащи куда вздумается. «Ваген вилс» — и ты победитель. Продали страну за жвачку. Откуда у нынешней молодежи совесть будет? У них сейчас ничего святого нет.
Я слушала пересуды, пряча улыбку. Похоже, с акулой бизнеса пришли проститься не только люди, близкие по духу, но и, если это не слишком громко будет звучать, классовые враги.
Сидевшие рядом с Татьяной Александровной у гроба родственники шепотом выясняли у вдовы, собирается ли она опротестовывать завещание, сокрушаясь по поводу бессердечного отношения покойного к жене.
— Про покойников не принято говорить плохо. Но уму непостижимо, как он мог так с тобою, Танечка, поступить.
Вдова тяжело вздыхала, пожимая плечами:
— Бог ему судья. Разумеется, я уже приложила усилия, чтобы наследство не досталось этой проходимке.
Ух, как я в этот момент ее ненавидела! И в то же время восхищалась ее потрясающей выдержкой. Змея подколодная. Хоть и говорят, что змея — олицетворение мудрости.
Ей прекрасно было известно, что опротестовывать завещание нет никакой необходимости, поскольку наверняка уже выяснилось, что оно липовое. А в том, что оно липовое, я нисколько не сомневалась.
Мне ужасно захотелось сделать ей какую-нибудь гадость. Я подошла к ней сзади и вполголоса, почти неслышно проговорила:
— Аркан просветит, откуда завещание взялось.
Татьяна Александровна на мгновение замерла, стала медленно поворачивать голову, чтобы взглянуть на меня, и вдруг без чувств рухнула на пол. Выпала, так сказать, в осадок. К ней все бросились, пытаясь привести в чувство. Шлепали ее по щекам, совали нашатырь под нос и натирали им виски.
Ринат, непонятно откуда материализовавшийся, предложил отнести ее наверх, в спальню.
Мне было пора в автомобиль, поскольку я была уверена, что обмен мнениями по поводу моей импровизации неизбежен.
Я заняла свой пост, надела наушники и включила магнитофон на запись.
— Может быть, «Скорую» надо вызвать? Как вы думаете, Ринат Тахирович?
— Мне уже лучше, не надо. — Голос Татьяны Александровны звучал тихо и плаксиво. — Ах, оставьте меня, пожалуйста, в покое.
— Выйдите все, я сделаю Татьяне Александровне инъекцию успокоительного, и ей станет лучше.
Через мгновение послышался звук закрывающейся двери, а потом тихий голос Рината, в котором звучала угроза:
— Ты чего это комедию ломать взялась?
— Какую, черт тебя дери, комедию! Она подошла сзади и сказала: «Аркан просветит, откуда взялось завещание». Понимаешь? Кому-то это известно! Ты не видел, кто в тот момент, когда я упала, стоял у меня за спиной?
— Брюнетка в каракулевой шубе. Я ее не знаю.
— Что же теперь будет, Ринат? Что будет? — Она зашлась в рыданиях.
— Успокойся. Или ты все испортишь. Все так замечательно складывается. Ты — единственная прямая наследница. Сразу после похорон займешься продажей акций. Я нашел покупателя. Назначишь нового директора.
— Ринат, уколи меня, я не могу больше. Мои нервы на пределе. — Новоиспеченная вдовушка рыдала.
— Таня, не надо этим злоупотреблять. Ты погубишь нас обоих.
— Мы с тобою вместе себя погубили. Арканов уже кому-то все рассказал. Я тебе говорила, что так получится. — У Татьяны Александровны начиналась истерика.
Раздался шлепок — Ринат ударил ее, — затем его голос:
— Прекрати истерику. Давай сделаю укол. И полежи, успокойся. Нам с тобою надо держать себя в руках. Поплакать у гроба, конечно, надо, но терять над собой контроль мы не имеем права. Слишком велика ставка. А Аркана я найду рано или поздно. Все. Лежи. Я ухожу. А то это может быть неверно истолковано.
И снова послышался звук открывающейся и закрывающейся двери.
Я завела движок и, немного прогрев его, тронулась в путь. Я ехала домой, на конспиративную квартиру, и была безумно рада, что мой рабочий день наконец-то завершился. И я могу, попив горячего молока, с наслаждением вытянуться в постели, почитать книгу и спокойно заснуть.