Злые боги Нью-Йорка - читать онлайн книгу. Автор: Линдси Фэй cтр.№ 40

– Ты не веришь, что его мог написать убийца?

– Эту чушь? Нет. А ты?

– Может, и нет, – зарычал я, – но как мы теперь узнаем, кто его написал?

Бумага уже исчезла, остались только шелковистые ленточки пепла на волосах Вала. Скорее всего, он немного обжог большой палец, но не подал вида.

– Какая разница, кто его написал? – поинтересовался Вал.

– Кем бы он ни был, он знал о мертвых птенчиках!

– Ага, – улыбнулся брат.

Мошенник уже полностью пришел в себя. Даже я не мог не восхититься таким подвигом.

– Мне нравится, что ты думаешь, это может быть кто-то иной, кроме крыс-вигов из «медных звезд», а у нас таких шесть или семь, или какого-нибудь съехавшего с катушек парня со звездой. Пытается поднять толпу против ирландцев, поскольку каждый сынок ирландской матери симпатизирует демократам. Мне это очень нравится. Почти как твоя идея, что если долго-долго пялиться в письмо, можно выяснить, кто его написал. Богатая мысль. Но стоит этому письму увидеть свет, и у Партии будет война на руках. Каждый полуголодный Пэдди, стоит ему сойти на берег, становится верным демократом, как только узнает, кто его друзья, кто подставит ему плечо. И хорошим же я буду другом ирландцам, если виги увидят эту дрянь – нас сразу заклеймят ненастоящими американцами и втянут в скандал. И тогда не успеешь опомниться, а нас уже отзовут.

– И не дай Бог, чтобы Партия пострадала, – насмешливо сказал я.

– Благослови твои губы, так и есть, – ухмыльнулся он. – Спасибо, Тим, что принес мне этот обрывок поношений, ты прямо как альманах, и спасибо за кофе. Очень благородно. А если ты будешь любезен и уберешься прямо сейчас, я полюблю тебя еще сильнее.

Я вышел из дома Вала, с трудом перевел дыхание и, встав у коновязи на Спринг-стрит, не представляя, как быть и что делать, принялся обдумывать варианты.

Я мог ворваться в бордель мадам Марш и громко потребовать объяснений, какого черта тут происходит, под угрозой тюремного заключения или чего-нибудь худшего. Она либо сдастся, либо подсунет мне что-нибудь. И во втором случае человек в черном капюшоне будет предупрежден. Он, если вообще существует, исчезнет безнаказанным. Я мог пойти пялиться, как идиот, на кости, которые мы сложили в запертой комнате в Гробницах, и думать, кем же они были. Я мог изводить несчастную девочку с серыми глазами, добиваясь от нее сведений, которых, как она сама сказала, не имеет. Я мог напиться. Или найти что-нибудь покрепче, если хочу походить на своего брата еще сильнее.

В конце концов, я дал слабину. В прискорбном состоянии духа я направился к дому Андерхиллов. Может, я был дураком, которому хотелось на мгновение увидеть нечто прекрасное и только потом признать: я не в силах отомстить за убитых детей. Но я, честное слово, сказал себе, что надеюсь на хороший совет.

Впервые мы с Валом встретились с Андерхиллами, когда он подобрал редкостное сочетание всякой отравы, и мне показалось, он уже не дышит. Мы жили тогда на Сидар-стрит, в глухой комнате, похожей на хлебницу, с одной маленькой плитой и двумя матрацами. Однажды вечером я пришел домой – мне было четырнадцать, а Валу – двадцать один – и обнаружил, что мой брат сильно напоминает собственную мраморную статую. Я попытался разбудить его, а потом, обезумев от испуга, выскочил из дома. И первым намеком на помощь, который я отыскал, оказались освещенные окна домика священника, пристроенного к церкви на углу Пайн. Когда я постучал в дверь, ее открыл озадаченный и серьезный мужчина в рубашке. У огня быстро шила бледная женщина, а незабываемая черноволосая девочка читала книгу, лежа на плетеном ковре.

Есть церковники, которые только языком хорошо болтают, но Томас Андерхилл знал, как пользоваться горячей водой, нюхательной солью, бренди, нашатырем и здравым смыслом, и в тот вечер ему пригодился весь набор. Когда он выходил из нашей комнаты, то бросил на меня самый добрый из возможных взглядов: в нем не было ни капли жалости. На следующее утро, узнав всю историю, Вал отправился прямиком в дом Андерхиллов и поговорил с преподобным. Наверное, это была лучшая речь всех времен и народов, поскольку нас пригласили на чай и я обнаружил, что сижу напротив Мерси Андерхилл и восхищенно наблюдаю, как она дует на свой дарджилинг. Потом Вал преподнес миссис Андерхилл букет из диких ромашек, извиняясь за доставленные хлопоты.

Что касается меня, он где-то украл бифштекс, поскольку, видит Бог, мы не могли позволить себе его купить, и тем вечером потрясающе приготовил его на нашей маленькой плите. Не сказав ни слова о прошлой ночи, ни извинений, ни благодарности. Я был почти тронут.

И вот, после того едва не окончившегося трагически происшествия, я ходил смотреть, как растет Мерси. Каждую свободную секунду она писала стихи, рассказы и одноактные пьесы, мы с Валом и преподобным каждую весну красили цветочные ящики на доме священника желтым, а Оливия Андерхилл, пока она еще была жива, пекла лучшие пироги, которые я когда-либо ел. Сотни раз после очередного бала пожарных мы сидели за их обеденным столом – Вал, раскрасневшийся под воротником от джина, и я, тоже весь красный, но совсем по другой причине.

Я прошел всю дорогу в дурном настроении, рассчитывая, по меньшей мере, отвлечься на дегустацию горького шоколада, темного, ароматного и неотразимого. Единственная служанка Андерхиллов, Анна, бледная худенькая девушка из бедной британской семьи, с улыбкой открыла мне дверь. Потом нахмурилась, явно желая узнать, почему четверть моего лица спрятана от дневного света. Но сразу сказала, что Мерси занимается ужасным случаем цинги где-то в Ист-Ривер, там целая семья живет исключительно на вчерашней рыбе и засохшем хлебе, а преподобный сейчас в гостиной.

Это немного походило на возвращение домой. Бесчисленные книжные полки – я прочитал большую часть этих книг, дожидаясь, пока покажется Мерси, – часы со зловещим полумесяцем, мягкое сиденье у окна, из которого виднелась зелень и подвязанные к колышкам помидоры. Но я не ожидал такого выражения лица преподобного, когда вошел в гостиную со шляпой в руке. Обычно преподобный был бодрым человеком. Он относился к событиям, как к сюрпризам, даже если они на самом деле его не удивляли, просто чтобы скрасить настроение вам и себе. Но сейчас его лицо выглядело как плохо сделанная статуя. Части плохо сочетались, печальные голубые глаза не подходили к привычной оптимистичной улыбке. И смотрели они в пустоту, хотя рядом с преподобным лежали какие-то бумаги.

– Мистер Уайлд, – любезно сказал преподобный.

Но его лицо острой проволокой стягивало напряжение. И я знал, в чем дело. Даже не послужи я напоминанием, он все равно продолжал видеть Айдана Рафферти. Во сне, в бездумные секунды, когда добавлял в чашку сливки, между строк утомительной книги. Не важно, чему он был свидетелем в своей непростой жизни, этот зловещий красный след на белой шейке, побагровевшие пальчики – они оставили в нем зарубку. Однако разделить эту картину с другим человеком, не говоря, просто глядя на мертвого младенца, – совсем иной вид унижения. Я ощущал это не менее болезненно, чем он. Может, мне не следовало приходить.