— Давайте погадаем, — предложила я, доставая мешочек с костями.
— Что это? — заинтересовалась она.
— Гадальные кости. Я сегодня ставлю рекорд — в третий раз обращаюсь к ним за советом.
На моей ладони лежало сочетание 6+21+30. «Проявление настойчивой активности — прямая дорога к достижению цели», — расшифровала я его по памяти.
— Здорово! Но это же не предсказание, да?
— Это совет, — пояснила я, — совет о том, как действовать дальше в этих условиях наилучшим образом.
— Здорово! — повторила она. — А можно мне?
— Пожалуйста.
11+13+28 — выпало у нее. Я задумалась.
«В моменты, когда жизнь кажется явлением бесполезным и пустым, более чем вероятна встреча с человеком, способным наполнить ее новым содержанием», — не без труда припомнила я формулировку.
— И что бы это значило?
— Подумайте на досуге. Вы свои дела знаете лучше. Смысл обнадеживающий, вот все, что могу сказать.
Хорошо она переключилась! Улыбка, и в глазах огонек появился. Задумалась о своем.
Я вывела машину со двора, и мы покатили в густых сумерках между редкими фонарями.
— Может быть, это вы, Татьяна, измените содержание моей жизни?
— Ваша жизнь уже пуста?
— И запутанна. Старое ушло, новое никак не начинается. Все на нервах.
— Страшно?
— Иногда. Все так переплелось!
— Бандиты?
— И они тоже. Нет, я, конечно, слышала, читала. Мафия, уголовники! Но это всегда где-то в книгах, по телевизору, а когда пришли, в грудь пальцем ткнули, сдрейфила, вам бросилась звонить. — Вера улыбнулась:
— Может, это не так серьезно, может, я преувеличиваю?
— Это очень серьезно, Вера.
Она, как на морозе, ткнулась носом в воротник шубы.
— Что же мне делать?
— Ждать принца, способного наполнить жизнь новым содержанием.
— Бросьте! — сказала она с понравившейся мне обреченностью.
Девчонка умная. Надо постараться поднять в ней благодарность ко мне. Для начала попробуем расшевелить, ущипнуть за уставшие нервишки.
— У вашего отца тоже началось с посещения его уголовниками?
— Что? — глянула она недоуменно. — А, да. Только все без меня было и прошло мимо. Отец был человек волевой и решал все сам, ни с кем не советуясь. Меня же о своих делах и в известность редко когда ставил, А я не любопытная.
— Но о вымогательстве вы знали?
— Знала.
Она опять уткнулась носом в мех воротника, и следующие слова прозвучали глухо:
— Узнала от Дмитрия, от брата двоюродного. У них какие-то дела были общие, не знаю я. Спросила отца, он ответил, что, мол, все устроится и будет нормально.
— Почему состоялся налет на вашу квартиру? Может, отец как-то попытался надавить на рэкетиров?
— Не знаю. Я ничего не знаю!
Она повернулась ко мне, даже руку было протянула.
— Татьяна, вам действительно необходим этот разговор? Мне неприятно.
Вот нервишки у нее и взыграли.
— Поймите, Вера, случившееся с вашим отцом начинает теперь твориться с вами. Мне не хотелось бы детального повторения.
— Мне тоже, — проговорила она с расстановкой.
— Поэтому и расспрашиваю. Стараюсь вникнуть. Я была сегодня у вымогателей, что приходили к вам вчера. И выпросила продление срока уплаты им на целую неделю. Гарантией вашей исполнительности поставила вот эту машину.
Вера долго смотрела на меня. Удивилась?
— Они утверждают, что ограбление — не их рук дело.
Она все смотрела, не отрываясь.
— И что налетчиков среди них нет.
— Боже мой! — тихо прозвучало из воротника.
— И что если они определят авторов этой заварухи, а методы следствия у них отличаются, скажем так, своеобразием, то лично к вам претензий больше не будет.
— Нет-нет, не надо!
— И предъявлены будут им. Авторам то есть. Причем с очень жесткими последствиями!
— Нет!
Что это? Она почти паникует! Я насторожилась: неужто прав оказывается Володя Кирьянов и она, сучка, навела грабителей на собственную квартиру? Жаль, темновато в машине. Впору верхний свет включать, чтобы на лицо ее сейчас полюбоваться.
Я так и сделала. Остановила машину и включила верхний свет. Вера была бледна, и глаза ее бегали. Паника! Что и требовалось доказать.
— Ну почему же нет, Вера?
— Хватит жертв. Я не хочу никому зла!
Надо же, Христова ученица! Тебя ударят по щеке, а ты подставь другую! Ой, нечисто здесь!
— Уеду я! — Она всхлипнула. — Квартиру, дачу продам и уеду!
— Есть куда? — спрашиваю осторожно.
— В Чебоксары, к родственникам. А что? — Она вытерла ладонями глаза, взяла себя в руки. — Расплачусь с этими и уеду. Устала я от всего. Что вы на меня так смотрите?
— Квартиру и дачу по объявлению в газете сразу не продашь. Тут покрутиться надо.
— Брат поможет, — лепечет она скороговоркой.
— А у вас спокойной жизни — шесть дней осталось, — заканчиваю, не обращая на ее лепет внимания.
И тут она на меня, можно сказать, набросилась:
— Вы с ними, да? Заодно с уголовниками, да? Или вам что, удовольствие доставляет меня мучить?
Пришлось рассмеяться ей в лицо:
— Я с ними до того заодно, что после сегодняшнего от них скрываться придется. Вот так!
Она равнодушно приняла это к сведению. Может, не поверила мне. Я не настаивала, и мы поехали дальше.
Беда множества людей в том, что, попав в затруднительное положение, они или впадают в состояние панического бездействия, или совершают поступки, не сообразующиеся со здравым смыслом и усугубляющие ситуацию, или вообще не в состоянии до конца осознать степень грозящих им неприятностей. Вера, на мой взгляд, относилась к третьей категории и поэтому вызывала во мне и сострадание, и раздражение одновременно.
Во время естественно возникшей паузы, прерывать которую она не собиралась, я решала: отпустить ли ее сейчас восвояси или дать возможность еще помучиться.
Решить вопрос помогла случайность — зрелище аварии на одном из проезжаемых нами перекрестков.
С пешеходной скоростью, с бесконечными короткими остановками мы плелись за переполненным троллейбусом, подпираемые кавалькадой однородных «Жигулей», мимо лежащей на боку «Волги» с сорванным капотом и вылетевшими стеклами. Приткнувшийся к ней трамвай отделался глубокой вмятиной на боку. Рассмотреть подробности не давала колышущаяся толпа зевак, но кровь на асфальте и желтый автобус реанимации дополняли увиденное до полной ясности.