Оказалось, что съездить из Парижа на побережье Ла-Манша дело недолгое — все равно что добраться из Москвы до дачи где-нибудь под Волоколамском. Гидом оказался франтоватый француз, одетый во все черное, с гладко выбритым породистым черепом. Француза звали Морис. Он старался рассказать русским туристам как можно больше о своей стране. Правда, точка зрения на французскую историю и экономику у него была, мягко говоря, своеобразная. Все исторические эпизоды в изложении месье сводились к одному: француженки — самые коварные и хитрые существа на свете. Женщины слушали гида с интересом, словно он пересказывал длиннющий сериал, а мужчины потихоньку начали роптать. Мол, не затем они уплатили неслабые денежки за экскурсию, чтобы им втюхивали три часа про личную жизнь этого типа. Однако Морис не сдавался. Видно, здорово накипело. В рамках рассказа о судебной системе Франции он поведал, что оставленных мужей здесь обирают до нитки. Вот и коварная жена Мориса выпихнула его на парижские бульвары чуть ли не в исподнем. Даже постельное белье и посуду не позволила забрать… На этом его личная история не закончилась. Рассказывая про Ла-Манш, к берегам которого они неотвратимо направлялись, Морис плавно перешел к английским мореплавателям. И тут — вновь виртуозно свернул на свою бывшую жену. Оказалось, коварная мадам привезла себе из-за моря смазливого филиппинского юношу. Поначалу робкий и тихий, словно олененок, заморский бойфренд быстро освоился в доме Мориса, а там и на свою благодетельницу начал потихоньку покрикивать. Причем мадам, жестокая и требовательная к своему благоверному, то бишь Морису, теперь прислуживала юго-восточному гастарбайтеру, словно рабыня султану. Видно, в искусстве любви у парня были такие исключительные способности, что ему не требовалось, как Морису, получать два высших образования, дабы угодить женщине. Вскоре шоколадного мачо выперли из официантов за патологическую лень. Тогда тот потребовал у оторопевшего Мориса, чтобы бывший муж его любовницы выплачивал ему алименты. Иначе, мол, это будет попахивать неполиткорректной эксплуатацией человека с другим цветом кожи. Ну, тут терпению Мориса пришел конец, и месье, утратив всякую политкорректность, от души заехал сопернику по смазливой физиономии. Удовольствие, которое он от этого получил, с лихвой окупило и солидный штраф, который потом пришлось заплатить, и скандал с бывшей супругой.
К середине экскурсии пассажиры автобуса разделились на два лагеря. Одна половина жарко сочувствовала Морису, другая — столь же пылко ненавидела и его, и его жену, и ее филиппинского альфонса. Все остальное: и городок Онфлер на берегу Ла-Манша с его нарядной набережной и каруселью в старинном стиле; и крепость Сен-Мало, построенная для защиты от англичан; и крошечный городок Девиль, в котором снимался знаменитый фильм «Мужчина и женщина» — все это незаметно отошло на второй план. Исторические факты и байки явно проигрывали страстям, которые разыгрывались в семье Мориса. Мужчины, утратив терпение, требовали заканчивать «пустую болтовню», зато одинокие туристки слушали рассказ со всевозраставшим интересом. В глазах у женщин появилась исконная русская бабья жалость, и Катерине стало очевидно: кто-нибудь из туристок к концу поездки непременно захочет утешить несчастного и к тому же разведенного француза.
Погрузившись во «французский сериал», Катерина не заметила, как батарейки в ее фотоаппарате разрядились.
— Вот, всегда так, — с досадой пробормотала она, — очень вовремя!
— Да не парься ты! У меня этих батареек — как грязи! — весело объявил молодой человек, сидевший через проход. Покопавшись в дорожной сумке, парень достал целую горсть пальчиковых батареек и предложил Кате на выбор.
— Мерси, — улыбнулась Катерина. — А зачем тебе столько?
— Запас карман не тянет, — хозяйственно заметил парень. Катя взглянула на него и оторопела. На черной майке парня красовалась хвастливая надпись на английском: «Любовник года». Катя однажды видела такие майки на рынке и тогда подумала: ведь накупят, дураки, не обратят на принт внимания, поскольку с иностранными языками в отечестве вечная напряженка.
Катерина прыснула в ладошку.
— Немного самонадеянно, — сказала она.
Парень неожиданно смутился.
— Понимаешь, я в английском не силен, французский всю жизнь учил. А что там написано?
— Ну ладно, проехали, — хмыкнула Катерина. Почему-то ей вдруг расхотелось быть современной и продвинутой. То есть язвительной и дерзкой. Катя мило улыбнулась пареньку и спросила светским тоном: — А что тебя привело во Францию?
— Работа, — просто ответил он. — Недавно поступил в иностранную фирму, а французский разговорный хромает. Вот и решил съездить на родину Флобера хотя бы на недельку, язык подтянуть. А ты как сюда попала?
— Да предки достали, — честно призналась Катерина, — допекли своим занудством и моралями. Вот и свалила в Париж. Думала, хоть здесь отдохну, но, похоже, не судьба… Дома такие дела творятся — даже россказни Мориса про его разборки с женой кажутся семечками. Завтра вылетаю в Москву.
— О, я тоже! — обрадовался парень. — Хорошенького понемножку. Да и дороговизна здесь — еврики тают, как мороженое на солнце.
Катерина улыбнулась и вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется, чтобы они с этим пареньком обратно летели вместе — одним рейсом.
Отец Геннадий случайно поймал взгляд девушки, стоящей в стороне от остальных обитателей дома, и понял: она сейчас расскажет ему что-то очень важное. Так и случилось. Серафима кротко подошла к отцу Геннадию, едва он завершил таинство, и еле слышно о чем-то его попросила. Священник еще раз взглянул на девушку и предложил ей пройти в глубину сада.
— Нам надо поговорить наедине, — спокойно сказал он в ответ на протесты Люси, приглашавшей батюшку отобедать в доме.
Они скрылись от любопытных глаз в беседке в дальнем углу сада. Кое-кто из обитателей дома попытался разглядеть лица священника и Серафимы, уединившихся в беседке. Но эти двое стояли в тени, и угадать, о чем они говорили, было невозможно. Серафима исповедовалась долго и истово. Лицо отца Геннадия, много слышавшего на своем веку, было непроницаемым и суровым. А Серафима… Вначале казалось, девушка говорит спокойно, но вскоре самообладание оставило ее, слезы потоком хлынули из глаз. Тело девушки изгибалось так, словно по нему пробегали судороги. А потом Сима без сил опустилась на скамейку.
Когда Серафима и священник вышли из беседки, лицо девушки было измученным и просветленным.
— О чем ты говорила с отцом Геннадием? — с любопытством спросил Стасик, подбежав к подруге. Ему совсем не нравились перемены, внезапно произошедшие с возлюбленной. Ее напряженные глаза, словно погруженные в себя, строгое лицо, блеклая, закрытая, какая-то старушечья одежда.
— Молодой человек, тайну исповеди никому нарушать не позволено, — сурово остановил его священник. — Но могу заверить вас: теперь с Божьей помощью в доме все будет хорошо.
И, словно в подтверждение его слов, Серафима слабо улыбнулась сквозь слезы.
Лина нашла Серафиму не сразу. Девушка сидела в беседке и о чем-то думала. Длинная юбка закрывала колени, невзрачная кофточка была застегнута на все пуговицы.