Ей трудно его описать. Она стыдливо говорила, что он… утратил свой блеск.
Она крутила, крутила педали, крутила без устали.
Увертывалась от автомобилей и многоэтажных автобусов, которые заносило на поворотах, и они едва не сбивали ее. Поворачивала направо, поворачивала налево, стремясь лишь к одному: поскорее попасть на Хит-роуд, Хэмпстед, Северный Лондон. Промчавшись мимо знаменитого старинного паба The Spaniards Inn, поздоровалась с Оскаром Уайльдом, выехала на велосипедную дорожку. Поднималась в горку, мчалась под горку, крутила, крутила педали. Проехала через Бельсайз-парк, где когда-то прогуливались Байрон и Китс, полюбовалась золотом и багрянцем осенних листьев. Закрыла глаза и открыла их, только когда миновала кошмарно уродливую заправочную станцию и…
Погрузилась в зеленоватые воды пруда. Темные воды с коричневыми длинными водорослями, ветки деревьев тянутся к ним, роняя капли, лебеди и утки шумно вспархивают, если кто-то приближается.
Может, она встретит его перед купанием?
Мужчина на велосипеде тоже осваивал холодные пруды. Они познакомились на прошлой неделе. На спуске от Парламент-хилл у Ширли отказали тормоза, и она на полном ходу врезалась в него.
— Простите, мне очень жаль! — сказала она, поправив упавшую на глаза шапочку.
И потерла подбородок. В момент столкновения она лицом налетела на плечо незнакомца.
Он, опершись ногой о землю, разглядывал ее велосипед. Она видела только шапочку, похожую на ее собственную, широкую спину в красной аляске, склонившуюся над передним колесом, и ноги в бежевых вельветовых брюках. Широкий вельвет слегка потерся на коленях.
— Ваши тормоза совсем износились, они могут отказать в любую минуту… Вы что, раньше не замечали?
— Да он старый уже… Нужно новый купить.
— Да, пора…
Он выпрямился.
Взгляд Ширли поднялся от истрепанных тормозных тросиков к лицу незнакомца. Хорошее лицо. Открытое, приветливое, с такой… такой… Она заставила себя сосредоточиться на поиске нужного слова, чтобы успокоить взметнувшийся в ней ураган. «Тревога! Тревога! Шторм семь баллов!» — нашептывал маленький голосок. Спокойное сильное лицо, свидетельствующее о внутренней мощи, неподдельной, настоящей мощи. Хорошее лицо с широкой улыбкой, крепкий подбородок, смеющиеся глаза, густые каштановые волосы буйными прядями вылезают из-под шапочки. Ширли глаз не могла от него отвести. Он выглядел как… ну, как король, у которого есть сокровище, не представляющее ценности для других, но для него бесценное… Да, именно так: у него был вид скромного и жизнерадостного короля.
Она разглядывала его и выглядела при этом, вероятно, довольно глупо, потому что он усмехнулся и добавил:
— Я на вашем месте вернулся бы пешком с таким-то велосипедом… Потому что в противном случае вы попадете в колонку вечерних происшествий…
А поскольку она не отвечала, поскольку все смотрела и смотрела ему в глаза, пытаясь удержать этот сильный и нежный взгляд, который лишал ее дара речи и превращал в идиотку, он прибавил:
— М-м… Мы знакомы?
— Вроде бы нет.
— Оливер Бун, — представился он, протягивая ей руку. До чего у него длинные, тонкие, можно сказать, хрупкие пальцы. Пальцы музыканта.
Она мгновенно устыдилась, что ему приходится возиться с ее тормозами.
— Ширли Уорд.
Пожатие мощное и сильное, Ширли едва не вскрикнула от неожиданности.
Она глуповато хихикнула, словно девчонка, которая безуспешно пытается восстановить утраченный за считаные секунды авторитет.
— Ну ладно… хорошо, спасибо вам.
— Не за что. Только будьте осторожны.
— Договорились.
Она села на велосипед и, вращая педали как можно медленнее, доехала до пруда, готовая в любой момент притормозить ногой.
Перед въездом на пляж висела табличка:
NO DOGS
NO CYCLES
NO RADIOS
NO DROWNING
[13]
Последняя фраза ее развеселила. Запрещено топиться! Может, именно этого ей больше всего не хватало за годы жизни во Франции: английского юмора. Французские шутки ее не смешили, и она много раз говорила себе, что остается англичанкой до мозга костей.
Она привязала велосипед к деревянному барьеру и обернулась.
Он привязывал свой неподалеку.
Ширли была раздосадована.
Ей не хотелось, чтобы он думал, что она его преследует, но факт оставался фактом — они ездили купаться в одно и то же место. Она махнула сумкой и воскликнула:
— Вы тоже плаваете?
— Да… Раньше я ходил на мужской пляж, но… гм… Мне больше нравится этот, где перемешаны оба…
Он вдруг замолчал. Хотел сказать: «Где перемешаны оба пола», но осекся.
«Ну-ну, — подумала Ширли, — он тоже стесняется. Значит, он так же смущен, как и я. Так же взволнован».
И она почувствовала себя свободнее. Расслабилась.
Сняла шапку, тряхнула волосами и предложила:
— Ну что, пошли?
Потом они плавали, плавали…
Одни в большом пруду. Воздух был холодным, обжигающим. Капли дождя покалывали руки и плечи. На берегу сидели рыбаки. Лебеди горделиво вытягивали шеи, их головы торчали над высокой травой. Они пронзительно покрикивали, пытались ущипнуть друг друга клювами и отскакивали, яростно шипя.
Он двигался быстрым и ровным кролем.
Ей удавалось держаться с ним вровень, но потом мощным движением он обогнал ее.
Дальше она плыла, не обращая на него внимания.
Когда она вышла на берег, его не было видно.
И она почувствовала себя невероятно одинокой.
Сегодня утром его велосипеда не было видно у изгороди.
Ширли не улыбнулась, прочтя надпись о запрещении топиться. И решила, что это дурной знак.
Значит, она вошла в опасную зону.
А это ей не нравилось.
Она вздохнула. Разделась, сбросив одежду на деревянные мостки.
Подняла одежду и аккуратно сложила.
Обернулась проверить, не спешит ли он к берегу.
Нырнула рыбкой.
Почувствовала, как водоросль пощекотала ее ногу.
Вскрикнула на весь пляж.
И быстрым кролем ринулась вперед.
У нее есть еще время, чтобы его забыть.
И кстати, она ведь забыла его имя.
И кстати, она давно запретила себе такие эмоции.